память

Кто вспомнит о Лоранах, когда ваш дом сгорит до тла?

... глубокая неприязнь ослабляет память.

Потому как нет имени у парящей в небе птицы, у моей памяти нет дат.

Мои отношения с Пабло, это переписка в цифровом веке. Вначале я купила фотоаппарат. Это было четыре года назад. Я сделала 380 фотографий в первый год. 176 на второй год, 97 на третий год. И четыре в прошлом году. Простой, необратимый акт, Я удаляю 38,9 мегабайта своей истории. Если бы только моя голова работала так же, как мой компьютер, то я могла бы забыть обо всем одним щелчком мыши.

Люди умирают, память остается. Пусть даже такая.

«Русские отымели этого Гитлера по полной!» Вы сами заявляете, что снимаете документальную историю. Вы понимаете, что в этом «отымели» — человеческие судьбы, убитые в боях или в лагерях смерти сослуживцы, погибшие от бомбы или от голода родные в тылу? Ваше «отымели» не из 45-го, оно из 20-го, где до блеватни в подворотне набухиваются на День Победы.

Мы знали отчаянье и смелость

В блокадных ночах без огня,

А главное — очень хотелось

Дожить до победного дня,

Нам с этим вовек не расстаться,

В нас подвигу память верна...

Ведь мы же с тобой ленинградцы

Мы знаем, что значит война.

Ты помнишь, ты помнишь, товарищ,

Пусть память о том тяжела,

Как вьюга сквозь отствет пожарищ

По улицам мертвым мела.

Мы насмерть умели сражаться,

Мы горе испили до дна,

Ведь мы же с тобой ленинградцы,

Мы знаем, что значит война.

Дело в том, что на моём письменном столе давно уже лежит старая фотография. На ней изображены шесть очень молодых, красивых улыбающихся парней. Это – шесть братьев моей матери. В 1941 году самому младшему из них было 18 лет, самому старшему – 29. Все они в том же самом сорок первом ушли на фронт. Шестеро. А с фронта вернулся один. Я не помню, как эти ребята выглядели в жизни. Сейчас я уже старше любого из них. Кем бы они стали? Инженерами? Моряками? Поэтами? Не знаю. Они успели только стать солдатами. И погибнуть. Я писал свой «Реквием» и для этих шестерых, которые до сих пор глядят на меня с фотографии. Писал и чувствовал свой долг перед ними. И ещё что-то: может быть, вину. Хотя, конечно, виноваты мы только в том, что поздно родились и не успели участвовать в войне. А значит, должны жить и помнить о погибших.

Пускай история забудет мое имя, лишь бы мои слова и дела помнили те, кого я люблю.