Никакой пощады фашистским ублюдкам! Еврей и цыган братья навек!
цыгане
— Она просто шагнула в канал. Я три дня останавливал ее, но она все равно это сделала.
— Она сказала, почему?
— Ничего внятного.
— А что невнятного?
— Она сказала, что цыгане изготовили гвозди для креста господня, вот почему мы прокляты навеки. Поэтому нужно кочевать, иначе вина нагонит тебя. Потом её не стало. Я был влюблен в нее, Том. Никто не знал об этом. У меня сердце разрывалось, когда я ее доставал. Знаешь, твой дед ушел также — совершил самоубийство. Иногда такое передается в семьях. К черту семью, Том, нужно жить дальше. Ты цыган, нужно кочевать, иначе все это нагонит тебя.
— Кошелек! Они украли у меня кошелек!
— Новичок!... Ой, кошелек! Они украли у меня кошелек!
— Да, для бывалого ты тоже не на высоте.
— Кто бы мог подумать, что я буду вести дела с подонками цыганами и католиками. Но вы нормальные.
— Я нормальный до поры до времени. А потом нет.
— Я поеду назад.
— Майкл, ты второй в списке Луки Чангретты.
— Я поживу в отеле.
— О том, что ты живешь в отеле буду знать я, те, кто отвезет тебя туда и те, кто там работает. Отели стоят на месте, там ты будешь как мишень. А эти люди не знают, где будут завтра, путь им указывают листья и вороны.
Коп сможет опознать итальянцев, и они вынуждены будут залечь на дно. А мы цыгане — мы уже на дне.
Для людей ее племени свобода превыше всего, и они готовы поджечь город, лишь бы и дня не просидеть в тюрьме.
Горит костёр, как страсть моя,
В ночной тиши я жду тебя.
Я узнаю твои шаги,
Цыган мой милый, ко мне спеши.
Я узнаю твои шаги,
Цыган мой милый, ко мне спеши.
Ты подойди ко мне, мой милый,
Да приласкай меня скорей,
И зажжётся кровь цыганки
Ярче тысячи огней.
Горит костёр, как страсть моя,
Что будет завтра, не знаю я.
Под стон гитары и бубна звон
Поют цыгане да я, и он.