Анри

— Ваше Величество, взгляните на меня! Никому не известно, кто из нас на несколько минут или секунд, старше другого.

— Вы действительно мой брат?

— И меня преследуют с самого рождения, чтобы вы могли спокойно царствовать.

— Я этого не знал.

— Теперь вы знаете.

— И все же, я с этим согласен.

— Не сомневаюсь.

— Государство часто требует жертв.

— Очень утешительно, тем более, что пожертвовали не вами, а мной.

— Теперь мы поменялись ролями, в маску закован я. Но я не ропщу, я принимаю участь, которую вам угодно было мне приготовить.

— И что же дальше?

— Вероятно, вы займете мое место в Лувре, а я, вероятно, займу ваше в Бастилии.

— И что, даже попав в Бастилию, вы не откроете правду коменданту?

— Даже под пыткой, я предпочту, чтобы никто ничего не знал. Я думаю о Франции, о своем королевстве.

— Я король Франции и делаю то, что мне по душе.

— Вы король и должны уметь жертвовать собой. Вы не можете вести себя как обыкновенный влюбленный.

— Ну, а будь я совсем не готов к самопожертвованию во славу Франции, что бы вы сказали?

— Я даже не осмеливаюсь сказать, сир, что бы я сказал. Но вы конечно достойны трона, древнего и славного трона Франции, этого обширного королевства, которое так высоко, что его интересы выше интересов короля! Запомните это, Франция — это единственное, что выше вас!

— Кошелек! Они украли у меня кошелек!

— Новичок!... Ой, кошелек! Они украли у меня кошелек!

— Да, для бывалого ты тоже не на высоте.

... у каждой жизни есть вкус, свой собственный, и надо рассказать о нем, иначе не стоит и писать.

— У тебя странные отношения с матерью.

— Почему странные? — с досадой спросила она. — Я очень люблю её, но зачастую она меня раздражает, думаю, и я её тоже. Не такая уж это редкость, таковы семейные отношения.

— У тебя странные отношения с матерью.

— Почему странные? — с досадой спросила она. — Я очень люблю её, но зачастую она меня раздражает, думаю, и я её тоже. Не такая уж это редкость, таковы семейные отношения.

— А куда ты ставишь книги?

— У меня их нет. Прочитав книгу, я даю её друзьям, а они, как правило, её не возвращают.

— Я считала, что писатель живёт среди стен, уставленных книгами. — Она с сомнением смотрела на него: — Ты уверен, что ты настоящий писатель?

— Миндаль будет в цвету... — говорил он себе, закрывая глаза. — А на апельсиновых деревьях — апельсины.