— Да, я была у Зеркального пруда.
— Я бы тоже туда хотел сходить...
— Так сходите.
— А что, там хорошо рисовать?
— Скорее хорошо туда броситься.
— Да, я была у Зеркального пруда.
— Я бы тоже туда хотел сходить...
— Так сходите.
— А что, там хорошо рисовать?
— Скорее хорошо туда броситься.
«Даже так. Может, что-то хорошее ещё случится».
Цепляясь за последний луч надежды, вы так и не смогли сделать последний шаг. С ложной надеждой вы дожили до пятидесяти, пока не умерли ни с чем с ужасным здоровьем в полном одиночестве. Никем не любимый, никем не запомненный. До конца скорбя, что всё не должно было так случиться.
Если ты повесишься, то пожалеешь об этом; не повесишься, и об этом пожалеешь. Таково, милостивые государи, резюме всей жизненной мудрости...
Он снова подносит к виску пистолет. Он говорит: «Вообще-то я не просил, чтобы меня рожали».
И пистолет говорит: БА-БАХ!
— Ооо, смотрите ребята, вот Джастин Фолли и Зак Дэмпси, звёзды баскетбольной команды школы Либерти. Привет, Джастин, где мой велик? Джастин спёр мой велик.
— Попутал? Ты чё творишь?
— Провожу экскурсию для учеников по обмену. Должны же они знать, кто в школе главный, разве не так?
— Клэй.
— Да, мы продолжим. Что дальше? Да, актовый зал. А, но перед этим... давайте покажу вам кое-что крутое.
— Клэй, ты что? Прекрати.
— Посмотрите на шкафчики. Вроде похожи, да? Но не этот. Этот — особенный. Его хозяйка покончила с собой.
— Клэй, перестань!
— Видите? Повсюду плакаты, что самоубийство не выход. Их тут раньше не было. Их повесили, потому что она покончила с собой. Почему она это сделала? Да потому что все её здесь гнобили!
— Дженсен, хватит уже.
— Но все молчат! Поэтому и туалеты перекрашивают, мемориалы организовывают, вот такая вот у нас школа! Все здесь такие добрые, пока до самоубийства не доведут! Но рано или поздно прада всплывёт! Все узнают.
— Зачем вы так поступили?
— Ты о чем?
— Вернули меня.
— Вернули откуда?
— Из лучшего мира.
— А он лучше?
— Я больше не хочу ничего другого.
— А вот твое сердце с этим не согласно. Оно боролось изо всех сил.
— Никто не знает, что у меня на сердце.
— Может быть оно и бьется для того, чтобы кто-то об этом узнал.
Потому что одиночество — настоящее, без всяких иллюзий, — это уже ступень, за которой следуют отчаяние и самоубийство.
В каждом из нас есть что-то, что просто тянется к безумию. Всякий, кто смотрел вниз с крыши очень высокого здания, наверняка чувствовал хотя бы слабый, но отвратительный позыв прыгнуть.