Даже наличье собеседника, и то,
кем бы он ни был –
человек или сам Бог, –
как представляется,
у многих говорящих
не всегда предполагает диалог.
Даже наличье собеседника, и то,
кем бы он ни был –
человек или сам Бог, –
как представляется,
у многих говорящих
не всегда предполагает диалог.
— Тофер один из нас, Арсеник. Его родители – злоооо.
— Если это наш единственный критерий для приема, эта пещера быстро заполнится.
— А мы точно бежим куда надо?
— Я – мужик. Я знаю, куда бежать.
— Ты как-то потерялся по пути в гостиницу Лины.
— Темно было...
— Ты соблюдаешь шабат, Мишель.
— Что? Да нет.
— Мишель, ты соблюдаешь шабат. Признайся, ты соблюдаешь шабат.
— Немножко.
— Мой отец сейчас болеет.
— Когда кто-то здоров, разве вы спрашиваете себя, не ваша ли это вина.
— Слушай, слушай, прости меня, пожалуйста, прости меня.
— Знаешь, все еще в твоем голосе немного слышу «да пошел ты».
— Подумай о своей репутации.
— Она ничего не стоит, если я не рискну ею ради правого дела.
— ... он сражался с одним глупцом по имени Гитлер, который хотел забрать всю землю.
— Как в «Монополии»?
— Да, как в «Монополии», только с криками.
— Это расследование продолжается. Но наши следователи близки к заполнению профиля.
— Профиль?
— Даже получил кодовое имя.
— Например? «Киллдозер» или «Тупица с пистолетом»?
— Не совсем. Они называют этого... Карателем.