— ... он сражался с одним глупцом по имени Гитлер, который хотел забрать всю землю.
— Как в «Монополии»?
— Да, как в «Монополии», только с криками.
— ... он сражался с одним глупцом по имени Гитлер, который хотел забрать всю землю.
— Как в «Монополии»?
— Да, как в «Монополии», только с криками.
— Мой любимый скандинавский бог – Один.
— Правда, почему?
— Потому что у него есть вороны: по имени Память и... что-то там еще..
— Так зачем ты вытащил рога из шлема?
— Это исторически неверно. Шлемы викингов были без рогов.
— Но и без дырок, правда?
— С дырками, если падали с обрыва на оленя.
— Какой нажать? 1, 2, 3 или R?
— Нам нужно R, мы ведь хотим, чтобы машина сделала «ррр».
— Но нам нужно выдвигаться немедленно.
— А что насчет большой войны?
— Не волнуйся.
Она никуда не денется к нашему возвращению.
— Значит, теперь ее лучшие друзья это камни?
— Не только, еще кирпичи.
— Ты с кем-нибудь говорила об этом?
— С кем, с геологом?
— Война во Вьетнаме кончилась, в курсе?
— Для тех из нас, кто смотрел режиссерскую версию «Взвода», она никогда не кончится.
Война – это убийство. И те военные приготовления, которые сейчас ведутся, направлены на коллективное убийство. В ядерный век жертвы будут исчисляться миллионами.
Когда я оказался на фронте и попал в плен к немцам, они сказали, что нам повезло, потому что, скорее всего, мы переживем войну. Нас, арестованных, отправили в Дрезден — город со статуями и зоопарками, как Париж. Мы жили на скотобойне и каждое утро работали на фабрике по производству солодового сиропа — его принимали беременные женщины. И вот однажды 13 февраля 1945 года зазвучала сирена, и мы спустились под землю в большой мясной холодильник. Когда мы вышли, города уже не было.
... а так как, по её убеждению, ни один дом нельзя считать счастливым и процветающим, если в нём не будет царить мир, то она питала отвращение к войне.