Томас Шелби (Thomas Shelby)

— Мама дала мне шесть пенсов, чтобы я купил маргарин, яйца и хлеб. А я принес...

— Пирожное и кокос?

— Да, это были все наши деньги до конца недели. И мама избила меня сковородой.

— Так зачем же вы купили пирожное?

— Я считал, что она его заслужила. И все мы. Я никогда не мог понять: почему такие как мы едят только хлеб и чертово сало? Я хотел быть другим, вот и все.

— Вы другой...

— Томми... Томми, дорогой, зачем тому, чьи медали ржавеют на дне канала Солтли, помогать британской армии?

— Потому что мне предложили три пятилетних контракта на поставку автомобилей для наших войск на Цейлоне, в Индии, Сингапуре и Бирме. Общая стоимость два миллиона.

— И на твоей фабрике не будет стачек, потому что ты будешь трахать Джесси Иден? Все это возможно, если ты будешь жив.

— Это я и планирую. Но, если я погибну, все вы можете вернуться к прежней жизни. Военные пришли ко мне, Ада, я сказал: «Почему бы нет?»

— Это напишут на твоей могиле, Том. «Томми Шелби. Почему бы нет?».

— Джон хотел уйти именно так — вместе с дымом. Но дело в том, что мы давно умерли, все вместе: Артур, я, Дэнни Пуля в башке, Фредди Торн и Иеремия... и Джон. Путь к отступлению был отрезан, патронов не осталось и мы ждали, что прусская кавалерия прискачет и добьет нас. И пока мы ждали, Иеремия предложил нам спеть «Зима была холодной...», но мы выжили и враги не появились, и мы поклялись, что нам было даровано лишнее время и перед смертью мы вспомним об этом...

— Ты помнишь, что Бог пощадил тебя, но как ты потратил дарованное время, Томас?

— Инспектор, я откликнулся на ваше приглашение, потому что хочу, чтобы мы поняли друг друга. Я бизнесмен и хочу, чтобы мой бизнес процветал.

— Я хочу, чтобы мой город жил мирно.

— Когда город живет мирно, процветает и бизнес.

— Значит, мы на одной стороне?

— Думаю, могли бы быть.

— Вот твоя карета. Ты еще успеешь на поезд в 19:15.

— У них же забастовка?

— Кто тебе сказал?

— Боже мой...

— Я знаю, я же плохой... Просто я хотел, чтобы ты осталась. Обычно, я добиваюсь своего, а проигрывая, — становлюсь еще хуже.

Помнишь, ты вчера спрашивал, где мама? Ее нет, Чарли, и нам с тобой нужно кое-что понять. У нас есть ее фотографии, ее одежда, в ее комнате все останется, как было. Все останется, как было... Я не очень хороший человек, Чарли, скоро ты это поймешь, но мама не вернется, мы с тобой одни. Она будет жить в наших сердцах, ведь мы любим ее...

Дорогая Грейс, я пишу тебе без злости, очень давно я научился ненавидеть своих врагов, но еще никогда никого из них я не любил.

— Мой дядя приказал соблазнить вас, чтобы подчинить, но у вас жена красавица, это сделать будет непросто. Я бы трахнула вас ради дела, что вы на это скажете?

— Что не надо мешать водку с шампанским.

— Я зажег камин в спальне наверху. Думал, посидеть здесь немного, вспомнить старые времена, выпить немного виски и собирался сказать, что не прожил ни дня без мысли о тебе. А затем, мы бы пошли наверх. Но сейчас, открывая дверь, я передумал. Так что, ты допьешь этот бокал, рассказывая, как ты счастлива в Нью-Йорке и уедешь.

— И с чего ты решил, что я лягу с тобой в постель после бокала виски и краткой беседы?

— Я думал о трех бокалах.

— Как ты смеешь?

— Теперь неважно, ведь я передумал.

— Я пришла сюда по твоей просьбе.

— Хотя, он нежен и добр к тебе?

— И чувствую себя идиоткой.

— Так ступай.

— Боже...

— Но ты еще здесь.

— Ты так уверен?

— Что ты все еще любишь меня? Я был уверен, но сейчас уже нет. Видимо, чувство юмора ты тоже потеряла. Я ненавижу воссоединения. Мне трудно было представить себе долгие разговоры ни о чем, где мы часами бы ходили вокруг того, что действительно хотели сказать, но не смогли. А теперь я знаю, что ты счастлива в Нью-Йорке, твой муж богат, мил и добр к тебе, знаю, что ты не вооружена и ты пришла не ради секса, потому что больше меня не любишь. А ведь прошло всего три минуты.

Единственный способ гарантировать мир — внушить, что война безнадежна.