Словоточие

Мы умираем не от старости, не от любви, не от войны — от неба синего до крайности, кричащего у нас в груди.

Я продолжаюсь горчичным закатом, красиво и холодно, я — февраль.

И в мире я — над пропастью во ржи. А в пропасти — глобальная кастрация ума и чувств. Постой, останься тут. Бог умер? Скальпель. Свет. Реанимация. Рот в рот. Вдыхая жизнь и красоту.

А ты постучись мне в грудь, ведь грудь — это тоже дверь.

Одиночество — это выбор, и его мы делаем сами.

А там, за углом был рай, но было уже не дойти. Ты часто твердил «прощай», но чаще шептал «прости». И слабость старческих рук сжимала последний май, но мир уже мерк вокруг. А там, за углом был рай.

Жизнь — это зал зеркал, амальгама, тест Роршаха, ты видишь в ней только то, что внутри тебя.

Что там завтра? Да как и всегда. Обновление жизни. Это все, что когда-либо было и будет с тобой.

Говорят, что он слышал мир, как мы слышим музыку, говорят, он видел в людях систему нот.

Странная женщина: тонкая, тихая, вяжет судьбу и сидит у окна. Время ее не стремится, не тикает — медленно льется подобием сна. Звездное небо в ней, рядом с ней холодно, но без нее — словно нечем дышать. Тихая, тонкая, острая. Больно мне. Острая, вечная, словно душа.