Александр Николаевич Островский

Для несчастных людей много простора в божьем мире: вот сад, вот Волга. Здесь на каждом сучке удавиться можно, на Волге — выбирай любое место. Везде утопиться легко, если есть желание да сил достанет.

Никому не закажешь говорить: в глаза не посмеют, так за глаза станут.

Против хорошего человека у всякого есть совесть; а коли он сам других обманывает, так какая же тут совесть!

Что уж очень бранят молодёжь! Вот, значит, есть же и из них: и с умом, и с сердцем малый. Он льстив и как будто немного подленёк; ну, да вот оперится, так это, может быть, пройдёт. Если эта подлость в душе, так нехорошо, а если только в манерах, так большой беды нет; с деньгами и с чинами это постепенно исчезает.

— Да разве кругом нас люди живут?

— Батюшки! Да кто же, по-твоему?

— Волки да овцы. Волки кушают овец, а овцы смиренно позволяют себя кушать.

— И барышни тоже волки?

— Самые опасные. Смотрит лисичкой, все движения так мягки, глазки томные, а чуть зазевался немножко, так в горло и влепится.

У меня правило: никому ничего не прощать; а то страх забудут, забываться станут.

— Бывают в жизни артиста минуты, когда он стремительно спешит к своей цели, как из лука стрела. Остановить его — напрасный труд!

— Когда же эти минуты бывают?

— Когда загремят ножами и вилками и скажут: закуска готова.

— Кабы любовь-то была равная с обеих сторон, так слез-то бы не было. Бывает это когда-нибудь?

— Изредка случается. Только уж это какое-то кондитерское пирожное выходит, какое-то безэ.