совесть

Я давно и не без изумления наблюдаю вокруг волну ностальгии по нашему недавнему прошлому. Конечно, понятно желание людей, чтобы жизнь была прочной и надёжной, чтобы не было больше обесценивания денег, непристойного богатства деловых братков и нищенства пенсионеров... Но, ностальгируя по советским временам, мы как-то забываем о том, что это такое было: жить в закрытом наглухо пространстве, отгороженном от всего остального мира стеной лжи. Пространстве, в котором тебя в любой момент могут взять люди в штатском, и ты пропадёшь навсегда, и никто даже не осмелится спросить — что же с тобой стало. Вот моя мама рассказывала про довоенный выпуск в её школе. Кто-то из старшеклассников неудачно пошутил. И все три выпускных класса прямо с выпускного вечера были взяты органами госбезопасности. Те, кто смог выжить, вернулись из лагерей много лет спустя. Песни, оставшиеся от «Наутилуса» — напоминание всем нам; напоминание и предупреждение: хотим ли мы, чтобы это повторилось. Именно об этом болело сердце у Ильи Кормильцева. И теперь, когда его нет больше с нами, кто теперь будет дежурить у колокола?

Человек, которого продолжает обличать совесть, далек от милости Божией.

В Третьем тысячелетии, на мой взгляд, эта авиационная эстетика и этика пикирующего бомбардировщика сменится на более приземленный или возвышенный уровень смыслов.

Я полагаю, что, когда кто-либо слышит рассказ об ужасной жестокости, то его гнев является совершенно неправильной реакцией на это и просто растратой энергии, которая должна быть направлена в другое русло. Возможно, он просто присыпляет свою совесть, которая, если бы проснулась, спросила его: «Ну и? Что ты с этим делаешь? Какую часть своей жизни ты потратил на борьбу с этим? Помогаешь ли ты создавать такие социальные условия, в которых не будут происходить вещи такого рода!?».