Листаем мы воспоминанья:
Вокзалы, лица, города -
Измятых перед расставаньем
Пустых страничек череда.
Разлуки, встречи, анекдоты,
Года, свистящие в ушах,
И вдруг наткнешься — кто ты? Кто ты?
И переполнится душа.
Я оставлю только свет
В ваших пламенных сердцах,
Только дайте мне ответ -
Почему вы все в слезах?
Я оставлю только снег,
Белоснежный, как и я,
Я оставлю яркий свет
Навсегда внутри тебя.
Белый снег в душе твоей не растает,
Яркий след в душе твоей не погаснет.
Существуют имена или слова, которые отсылают вас назад в то время или место, когда вам было хорошо, когда вы были счастливы.
Сколько бы еще не пришлось пройти миль, преодолеть расстояний – я уже никогда не смогу забыть тебя. Невозможно забыть того, кто раскрыл для тебя целый мир, будто разноцветный зонт над головою. Летней ночью, когда шел дождь, или зимой, когда тихо падал снег, или в минуты верного одиночества я понимала: эти мгновения больше не повторятся. Ни в моей жизни, ни в твоей. И все, что остается – это воспоминания. Не мы, а они.
Воспоминания ведут и составляют нас. Жизнь – это не только та часть реальности, которую люди проживают фактически. Всегда есть что-то, самое сокровенное и дорогое, заставляющее нас испытывать то, что нельзя подтвердить никакими достоверными фактами. Пожалуй, это самая глубокая и пронзительная нота нашего внутреннего звучания. Для некоторых людей именно она и воплощает саму жизнь. Эти мечтатели живут воспоминаниями, своими и чужими, цепко держась за них, как за единственную опору.
В чем была наша сила? Кем были мы с тобой в прошлом? Были ли мы чьим-то воспоминанием? И станем ли для кого-то еще одной мечтой, изменившей их жизнь?
Нашу жизнь изменило не время. Мы сами изменили ее – так, как подсказывали чувства…
— Когда я был маленьким, и нам давали хлеб, прямо из печи, или конфеты, мы делились с остальными. Нас всегда было много, детей артистов, и мы всегда хотели есть. Делились все. Мы кое-что понимали, притом что это никогда не было сформулировано. Мы знали, что хлеб вкуснее, если им делиться. Мы не пытались это объяснить. Но это было чисто физическое ощущение. Вкус был другим. Мы тогда понимали, что самое важное не может существовать только для тебя одного. Если кто-то один голодает, то все чувствуют голод. Также и со счастьем. Не существует твоего отдельного счастья. И свободы.
Большинство моих воспоминаний из детства счастливые. Тёплые летние деньки, наполненные солнцем, любовью и убеждённостью в том, что даже самая страшная гроза в итоге пройдёт. И тогда она действительно проходила.
Так и оказался Генерал на острове, населенном небольшим числом родственников и бесчисленным множеством, сонмом теней, никогда его не покидавших. Тени жили, разговаривали, смеялись, плакали, жаловались, докладывали, просили совета, получали указания, появлялись в памяти неожиданно и так же внезапно исчезали, чтобы появиться когда-то вновь. Тени никогда не умирали. Вернее, они жили до тех пор, пока был жив Генерал, и не имело значения, что там, за пределами острова, они уже не существовали.
Мир теней удивительным образом становился все объемнее, ярче, многообразнее, и Старик с удовольствием погружался в него. Злоба и зависть там не жалили, а радость по-прежнему заставляла чаще биться сердце, своя и чужая глупость не казалась столь обидной, неудачи печалили, но не повергали в уныние.
К правде, к тому, что было, примешивалось то, что могло или должно было бы быть, связывались порванные нити, развивалось оборвавшееся действие, уходили от недоброй судьбы люди. В конечном же счете все возвращалось к одному и тому же: к острову в океане темноты, где мокли невидимые голые березы, стучали по крыше ледяные крупинки, горела над столом лампа в платочке горошком.
Cлайд с цитатой