Полубрат

... но это был первый раз, а что может сравниться с первым разом? Ничто. Все остальное лишь повторы, вариации, плагиат. Все, что потом, уже продолжение. Тень. А первый раз — это подлинность. Первый раз настоящий по-настоящему. Тебя исподволь затягивает прямо внутрь, вдруг оказывается, что это фрагмент твоей жизни, ты кладешь палец на это мгновение и чувствуешь, как время бьется, и одновременно понимаешь, что оно утекает, пульсирующее мгновение растекается в зыбком фарватере биения.

Женщину можно понять от силы на два процента, но и на эту малость надо положить жизнь.

... в основном мы не знаем ничего, наши знания в сравнении со всем тем, о чём мы не имеем понятия, ничтожны, как муравей против Эвереста или капля против всего Мёртвого моря, поэтому ту малость, которую мы знаем, надо помнить и не забывать ни в коем случае и включать в неё то, что нам только кажется, что мы знаем.

Нет, все же невозможно описать то, как это было в первый раз, потому что ты делаешь это постфактум, в другое время, в другом свете. Видимо, воспоминания — как марки, они не соответствуют первоначальной стоимости, а медленно, но верно растут в цене в твоей личной коллекции.

Лампа на потолке разбилась, но Фред предусмотрел и это. У него оказался фонарик, который он взял в рот, чтобы нести и светить одновременно. Я бы, конечно, о свете не подумал. Зато я и не являюсь домой за полночь с гробом на саночках.

Смех не действует на одиночек. Смех — коллективное помешательство.

Жизнь состояла не только из бальных фраков и медленных вальсов. В жизни ещё приходится ждать тех, кто не вернётся никогда.

Получив немного, ты хочешь больше. Обретя больше, ты живёшь мечтой об обладании всем.

Она рассмеялась, это был смех, выдержанный в виски, просмолённый и ошкуренный наждаком.

Болетта удержала её:

— Ты крестилась. Я видела.

Пра отдёрнула руку:

— Перекрестилась, и что? Старая ведьма осеняет себя крестом! Это так важно?

Старуха снова перекрестилась.

— Бесед мы с ним давно не ведём. Но изредка я нет-нет, да и подам ему знак рукой. Чтобы он не чувствовал себя одиноко.