Аарон Глассман (Aaron Glassman)

Никто не любит свидания. Это всегда неловко, нервозно и дорого.

Это прекрасно — любить. Разве нужен какой-то ещё смысл? Когда я думаю о том, почему я люблю Дебби... Она добрая, весёлая, она заботливая. Но это не главное. Вовсе нет. В мире полно ещё более добрых, весёлых и заботливых людей. Но я счастлив, когда я рядом с ней. В этом нет совершенно никакого смыла, но я ни на чтобы это не променял.

Да, мы могли бы сходить на свидание и на ещё одно, и ещё на много свиданий, но жизнь коротка и становится только короче, а я хочу провести остаток времени с тобой. Когда мы вместе, мы словно бы катимся по Тихоокеанскому шоссе в дюзенберге с двенадцатицилиндровым мотором, турбоускорением и корзиной для пикника с багетами и сыром Грюйер, пармской ветчиной, Шатонёф-дю-Пап, а ты сидишь рядом, волосы развиваются и я слышу твой смех. Вижу солнце и океан. И я чувствую, что так я могу ехать вечно.

Нас всех жизнь потрепала. Надо учиться принимать удары, зализывать раны и жить дальше.

Мы каждый день боремся за жизнь. Не вижу смысла зацикливаться на этом.

Когда мужик под кайфом, он говорит другому мужику всё, что у него на сердце. Все безумные, страшные, позорные вещи, которые он никогда и ни за что никому не рассказал бы.

— Вина — это, должно быть, плохо, раз люди страдают от того, чего не изменить.

— Или, может, она побуждает поступить правильно в следующий раз.

Быть наедине и быть одиноким — это разные вещи. Иногда нам одиноко, но мы сами об этом не знаем.