Амадо Нерво

Что-то смутное печалит душу мне:

то приснится, то забудется во сне,

словно древний аромат в моей душе,

исчезающий

в туманном мираже,

словно краски

осыпающихся роз,

словно горечь

от невыплаканных слез

о любви, что там,

на грани временной,

заблудилась

и не встретилась со мной...

Что-то смутное печалит душу мне:

то приснится, то забудется во сне.

0.00

Другие цитаты по теме

Буду тінню

Ти світанком будь

В моїх стінах мальви зацвітуть.

І згадаю, знай

Наші ночі чорні, як вуаль.

А журавлі летять у синю даль

І знають вони,

Де є моя і де твоя печаль.

І немає нікого окрім нас,

Зупиняється в ці хвилини час

І спогад той живе неначе птах

У синіх моїх очах.

Буду тенью,

Ты рассветом будь

И в моих стенах мальвы зацветут.

Я вспомню, знай,

Наши ночи черные, как вуаль.

А журавли летят в синюю даль

И знают они, где моя и твоя печаль.

Никого нет, кроме нас,

В это мгновение останавливается время

И это воспоминание, будто птица, живет

В моих синих глазах.

И все же сны, которые я видела во время редких минут забытья, отчетливо отпечатались в моей голове. Они кажутся почти реальными, как воспоминания, хотя кто знает, насколько наши воспоминания реальны?

Мне не страшно в клетку, страшно умирать,

Но всё равно мы любим эти улицы.

С их черно-белой гаммой, в которой мы

Сжигаем себя ради этих улиц и

Продолжаем ночами видеть цветные сны.

Вначале величайшее достижение было сном. В желуде дремлет дуб; в яйце — птица; в высшем сне души шевелится ангел пробуждения. Сны — это семена реальности...

Та ночь… О, как мучительно знакомо

лицо бессонницы, исчадья зла…

Но ты пришла, спасительница-дрема,

ты, долгожданная, ко мне пришла,

пришла, как тень, как сладкая истома,

болезненным ознобом обожгла,

и сон ко мне спустился невесомо.

Огонь твоих волос вокруг чела,

Насколько моя жизнь похожа на сон, настолько же мои сны полны жизнью. В них живет музыка, порой прекрасная, порой пугающая. В них пестрые световые блики играют в струях волшебных ароматов, в них звуки сверкают ярче звезд, а звезды звенят, как колокольчики. В них на полнеба пылает и переливается полотнище северного сияния, похожее на гигантский театральный занавес.

Я ухожу, но я не боюсь. После смерти я буду жить в своих снах.

Бывает, и дождь-то льет, и буря-то воет, и в такой вот ненастный день найдет беспричинная радость, и ходишь, ходишь, боишься ее расплескать. Встанешь, бывает, смотришь прямо перед собой, потом вдруг тихонько засмеешься и оглядишься. О чем тогда думаешь? Да хоть о чистом стекле окна, о лучике на стекле, о ручье, что виден в это окно, а может, и о синей прорехе в облаках. И ничего-то больше не нужно. А в другой раз даже и что-нибудь необычайное не выведет из тихого, угнетенного состояния духа, и в бальной зале можно сидеть уныло, не заражаясь общим весельем. Потому что источник и радостей наших, и печалей в нас же самих.