От саксофона до ножа — один только шаг!
— Моя мама сказала, что эта девочка, Полли Грей, никогда не простит обиду. А еще, что она любит танцевать. Потанцуем?
— Я больше не танцую.
— Жаль... [когда Полли уходит] А ведь мы уже танцуем.
От саксофона до ножа — один только шаг!
— Моя мама сказала, что эта девочка, Полли Грей, никогда не простит обиду. А еще, что она любит танцевать. Потанцуем?
— Я больше не танцую.
— Жаль... [когда Полли уходит] А ведь мы уже танцуем.
— Ну и? Как тебе жизнь социалиста?
— Видишь бокал? Пузырьки поднимаются вверх, у каждого одинаковый шанс подняться.
— Своеобразна форма социализма.
— А бутылка... если выдернуть пробку — назад уже не вставить.
... Красота этого места была для меня чем-то вроде ангела, которого человек видит в спящем лице любимой женщины.
Одна из трудностей, связанных с болью — физической или психологической, — заключается в том, что мы можем приблизиться к ней только с помощью метафор. Ее нельзя представить, как мы представляем стол или тело. В каком-то смысле, боль — противоположность языка.
Но как бы там ни было, прошлого не вернуть. Распакованные товары обмену не подлежат. Остается жить с тем, что есть.
— Пойдём в кино?
— Что? Эм... Я свободна только в выходные, и...
— Нет, пойдём сейчас?
— А вдруг ты серийный убийца?!
— Да, это вполне возможно... Давай же, Хейзел Грейс, рискни.
— Ты что? Это же ужасно!
— Что?
— Ты что, считаешь это круто, что ли? Ты всё испортил.
— Всё?
— Да, всё. А так всё было хорошо. Без гамартий никак нельзя? Твоя похожа в том, что у тебя рак, но ты готов обогащать табачные компании, чтобы заполучить ещё рак. Ты знаешь, невозможность дышать ужасно. Действительно ужасно.
— Гамартия?
— Фатальный изъян.
— А-а, фатальный. Хейзел Грейс, они не вредят, пока ты их не зажёг.
— М?
— Я не зажигаю. Это — метафора. Ты вставляешь вещь, которая убивает между зубов, но не даёшь возможности убить тебя. Метафора.
Знаешь, Майкл, позволь мне приспустить штаны актёра и натянуть на голову чулок псих-анал-лизатора, Джордж Майкл в последнее время странно себя ведёт.
— Вы заключаете союз с фашистом. Я навел справки среди худших людей в Уайт-Холле и выяснил, что вы вовсе не заключаете союз. Вы шпионите за ним. Зачем?
— Сказать честно, я уже не знаю.
— Вы копаетесь в своем саду, мистер Шелби? Есть определенный вид сорняка, который можно сколь угодно полоть, травить, но он вырастет снова. В результате, избавиться от них можно лишь перепахав верхний слой почвы, и спалив обнажившиеся корни. Мы с вами делали это во Франции. Но когда я слышу речи этого Мосли, я вижу как ростки новой войны пробиваются у его ног. И вы видите то же, что и я. Вот почему вы против него.