Летело время к синим небесам,
Сбивались в стаи дни, недели...
Мы так хотели верить чудесам,
И звезды лишь для нас двоих горели!
Но наше счастье позабыло путь назад,
Ждут впереди дожди и снежные метели.
Как много не успел тебе тогда сказать,
А нынче поздно, мы на разных параллелях.
Ты знаешь, я теперь пытаюсь рисовать…
Карандашом, словами, даже акварелью,
А впрочем, это просто способ убежать,
Погоня за недостижимой целью…
Я носил его один вечер как женатый человек, а после, чтобы почтить твою память... может, чтобы убедить других, что у меня есть кто-то, кто рядом со мной каждый день и каждую ночь, но это не так, мне пора двигаться дальше. Я скучаю по тебе всем сердцем...
Мы вместе умирали много раз перед рассветом.
Я вспоминаю, что запомнил — имя, губы и смех в глазах,
воздушность платья, лето...
И сладкое тепло её груди,
и это расстоянье меж сосков,
измеренное сотней долгих поцелуев,
а меж зрачков — биенье сердца и две слезы.
Я так люблю её. До самой глубины глубин.
И до последних взмахов крыла над пропастью,
когда душа и плоть едины.
И плоть уже не плоть.
И не душа — душа.
Жизнь так нелепа без любви. Я понял это.
И я люблю ее жестокость, нежность... И чистоту!
Той ночи не хватает. Пусто.
А голос скрипки летит ко мне сквозь темноту.
Вся кровь моя отравлена тоской.
Повсюду хмурый сумрак.
Бессонница прокурена насквозь.
Печальная постель.
И я теперь другой...
И вот я снова заставляю руку писать
и спорить с тишиной.
Ты знаешь, с наступленьем темноты
пытаюсь я прикидывать на глаз,
отсчитывая горе от версты́,
пространство, разделяющее нас.
И цифры как-то сходятся в слова,
откуда приближаются к тебе
смятенье, исходящее от А,
надежда, исходящая от Б.
Два путника, зажав по фонарю,
одновременно движутся во тьме,
разлуку умножая на зарю,
хотя бы и не встретившись в уме.
Я скучаю. Это единственное объяснение моей тяги к прошлому. Не помогают никакие советы и психотехники. Можно только смириться, стараться скучать все тише и тише с надеждой когда-нибудь научиться просто помнить.
Семимиллионный город не станет меньше,
если один человек из него уехал.
Но вот один человек из него уехал,
и город огромный вымер и опустел...
Это духовный озноб. Или шествие памяти, мыслей — в чертоги тоски, там, где талант мой, мое сумасшествие в бешеном танце встает на мыски.
Когда ты ушел, я не проронила ни слезинки. Просто не могла. Я не бросила тебя. Я не переставала тебя искать. Никогда. И ты вернулся. Это ведь был ты? Темная фигура, сидящая ночами у моей кровати.
До скорой встречи, прощай!
Эти минуты расставания...
Ты слышишь, как огни домов кричат?
Мы два несбывшихся желания.
Растаем каплями по ветру,
Стекая по цветным ветвям подземки.
Впитаем: время, километры,
Сырой асфальт и потолка побелку.
Под козырьками крыш тайком,
Крылом к крылу ютились стаи голубей.
Не раз терялись среди облаков,
Не разделялись по весне.
Нашли друг друга в разных городах,
И города любили их сильнее!
Я буквенно лечу в твоё окно по проводам,
Такое вот души переселение...
Твой поезд мчит через поля из лжи,
И копоть выжигает мне глаза.
Возьми же мой билет, держи!
Мне больше нет пути назад...
Ты не дождешься моих слез,
Они сошли на станции любовь
Которой даже не было всерьез...
Ты просто обманула меня вновь!
О, Неббия, бесформенная и серая, как северная, российская, питерская тоска в душе еврея Кона, который не в силах освободиться от своей обостренной генетической памяти.
Cлайд с цитатой