Это духовный озноб. Или шествие памяти, мыслей — в чертоги тоски, там, где талант мой, мое сумасшествие в бешеном танце встает на мыски.
Пусть память о нас будет лучше, чем были когда-либо мы.
Это духовный озноб. Или шествие памяти, мыслей — в чертоги тоски, там, где талант мой, мое сумасшествие в бешеном танце встает на мыски.
Данко пьет. Разбавляет спирт вермутом. Потому что страшнее, бессильнее — не когда ты принес себя в жертву, а когда твою жертву не приняли.
Я бы стер слова, но как стереть ту, что как маяк стоит за ними, ту, что в нищете и простоте светит в ночь каким-то звездным, синим.
Я носил его один вечер как женатый человек, а после, чтобы почтить твою память... может, чтобы убедить других, что у меня есть кто-то, кто рядом со мной каждый день и каждую ночь, но это не так, мне пора двигаться дальше. Я скучаю по тебе всем сердцем...
Я нищ, я слаб. Но заповедуя бороться, я стою, как штык — с прямой спиной и гордой бледностью в сияньи этой нищеты.