— Рыцарь идет туда, где есть необходимость в нем, — ответил Тилар. — в том и заключается долг рыцаря.
— Мертвым всё равно. С последним вздохом приходит конец всем долгам.
— Но честь остается.
— Рыцарь идет туда, где есть необходимость в нем, — ответил Тилар. — в том и заключается долг рыцаря.
— Мертвым всё равно. С последним вздохом приходит конец всем долгам.
— Но честь остается.
— Там было всего одно свободное место, и я отдал его богатому парню, потому что он дает деньги, которые мы потратим на открытие акушерского отделения.
— Больше всего меня пугает то, что что ты можешь смотреть на парня, которому только что подписал смертный приговор, и даже не переживаешь.
— А я здесь не для того, чтобы переживать.
– Пап, никто никому ничего не должен.
– Правильно. Каждый себя от долга перед другими освободил. Каждый сам определяет для себя свой долг, его природу и меру.
– Ну и отлично. Теперь свобода, папа. Нет больше рабства долга.
– Да не рабство это было, а нити общности. Только носить их было так же тяжело, как зимнюю одежду летом. Освободив себя от долга перед другими, человек оказался без поддержки других членов социума. Он оказался никому не нужен. Вот она, истинная природа принципа «никто никому ничего не должен» – власть одиночества. Никто… никому… не-ин-те-ре-сен! Не ну-жен!
Настало совершеннолетие, и вот
Ты слышишь грохот — это родина зовет!
Кричит:"Ты должен!", но, увы, не взять в толк -
Когда ты брал у родины в долг?
Вы сделали то, что вы должны были сделать, Д'Артаньян. Но может быть, вы сделали ошибку.