солдаты

У каждого солдата есть ахиллесова пята. Лишь контролируя её — ты будешь спасён.

— Что именно ты делаешь для кардинала?

— Я солдат, как и ты. Может, мы не такие уж и разные.

— А этот откуда?

— От клинка при осаде Монтобана, в 21-м.

— А это?

— От пули из мушкета на острове Ре в 22-м.

— Бедный Арамис. А это?

— Твои ногти, Люксембургский дворец, позавчера.

Пусть враги запомнят это:

Не грозим, а говорим.

Мы прошли с тобой полсвета.

Если надо — повторим.

Солдаты, в путь, в путь, в путь!

А для тебя, родная,

Есть почта полевая.

Прощай! Труба зовет,

Солдаты — в поход!

Тяжелым басом гремит фугас,

Ударил фонтан огня,

А Боб Кеннеди пустился в пляс,

Какое мне дело до всех до вас?

А вам до меня?

Трещит земля, как пустой орех,

Как щепка трещит броня,

А Боба вновь разбирает смех,

Какое мне дело до вас до всех?

А вам до меня?

Но пуля-дура вошла меж глаз

Ему на закате дня,

Успел сказать он и в этот раз,

Какое мне дело до всех до вас?

А вам до меня?

Простите солдатам последний грех,

И в памяти не храня,

Печальных не ставьте над нами вех,

Какое мне дело до вас до всех?

А вам до меня?

Тяжко на душе. Чувство раздваивается: я ненавижу и презираю толпу — дикую, жестокую, бессмысленную, но к солдату чувствую всё же жалость: тёмный, безграмотный, сбитый с толку человек, способный и на гнусное преступление, и на высокий подвиг!

Солдатская заповедь: подальше от начальства, поближе к кухне. Потопали.

— Вам снятся кошмары?

— Любому солдату снятся кошмары.

— Нет, только тому, кто стыдится совершённых им поступков.

О нем говорят, что он умеет беречь людей. Но что значит — «беречь людей»? Ведь их не построишь в колонну и не уведешь с фронта туда, где не стреляют и не бомбят и где их не могут убить. Беречь на войне людей – всего-навсего значит не подвергать их бессмысленной опасности, без колебаний бросая навстречу опасности необходимой.

А мера этой необходимости — действительной, если ты прав, и мнимой, если ты ошибся, — на твоих плечах и на твоей совести. Здесь, на войне, не бывает репетиций, когда можно сыграть сперва для пробы — не так, а потом так, как надо. Здесь, на войне, нет черновиков, которые можно изорвать и переписать набело.

Ни для кого на свете земля не означает так много, как для солдата. В те минуты, когда он приникает к ней, долго и крепко сжимая её в своих объятиях, когда под огнем страх смерти заставляет его глубоко зарываться в нее лицом и всем своим телом, она его единственный друг, его брат, его мать. Ей, безмолвной надежной заступнице, стоном и криком поверяет он свой страх и свою боль, и она принимает их и снова отпускает его на десять секунд, — десять секунд перебежки, еще десять секунд жизни, — и опять подхватывает его, чтобы укрыть, порой навсегда.