Последний дюйм

Тяжелым басом гремит фугас,

Ударил фонтан огня,

А Боб Кеннеди пустился в пляс,

Какое мне дело до всех до вас?

А вам до меня?

Трещит земля, как пустой орех,

Как щепка трещит броня,

А Боба вновь разбирает смех,

Какое мне дело до вас до всех?

А вам до меня?

Но пуля-дура вошла меж глаз

Ему на закате дня,

Успел сказать он и в этот раз,

Какое мне дело до всех до вас?

А вам до меня?

Простите солдатам последний грех,

И в памяти не храня,

Печальных не ставьте над нами вех,

Какое мне дело до вас до всех?

А вам до меня?

0.00

Другие цитаты по теме

Это оскорбительно солдату — думать о своей жизни на поле боя.

Напрягают, эх-ма, реки полные дерьма, напрягает химзавод

И озоновая дырка пролетает, напрягает.

Напрягает мирный атом, фрукты залитые ядом, напрягает наркота

И сосед, зараза, водки подливает, напрягает.

Напрягают суды и армейские дубы, напрягает террорист.

И солдат в своих стреляет, напрягает.

Напрягают дебаты, сплошь и рядом депутаты.

Напрягают киллеры.

И ОМОН, что меня оберегает, напрягает.

Un soldat de bois

Ne mange que du chocolat,

Un soldat d’étain

Ne mange que du massepain,

Un soldat de plomb

Ne mange que des macarons,

Un soldat de fer,

Que des biscuits à la cuiller.

Mais le vrai soldat

Ne mange, quand la guerre est là,

Que des vers de terre

Et des fleurs de cimetière.

— Мы взяли Умбару.

— В чём смысл всего этого? Я имею в виду, зачем?

— Не знаю, сэр. Не думаю, что кто-нибудь знает. Но я точно знаю, что когда-нибудь эта война закончится.

— Что будет тогда? Мы солдаты. Что будет тогда с нами?

Пушки не спрашивают, какой возраст у солдат.

В сетке дорог разбитых, в травах примятых, на сплошь израненной земле в воронках от снарядов,

В росой залитом перелеске под канонадами, навеки лег тяжелый след безымянного солдата.

Сотня молодых солдат, восемнадцать лейтенантов, тридцать фельдфебелей и унтер-офицеров собрались здесь и хотят снова вступить в жизнь. Каждый из них сумеет с наименьшими потерями провести сквозь артиллерийский огонь по трудной местности роту солдат; каждый из них, ни минуты не колеблясь, предпринял бы все, что следует, если бы ночью в его окопе раздался рев: «Идут!»; каждый из них закален несчетными немилосердными днями; каждый из них — настоящий солдат, не больше того и не меньше.

Но для мирной обстановки? Годимся ли мы для нее? Пригодны ли мы вообще на что-нибудь иное, кроме солдатчины?

Мне кажется порою, что солдаты,

С кровавых не пришедшие полей,

Не в землю эту полегли когда-то,

А превратились в белых журавлей.

Солдаты — самое бедное, самое жалкое сословие в нашем православном отечестве. У него отнято все, чем только жизнь красна: семейство, родина, свобода, одним словом, все. Ему простительно окунуть иногда свою сирую, одинокую душу в полштофе сивухи. Но офицеры, которым отдано все, все человеческие права и привилегии, чем же они разнятся от бедняка солдата? (Я говорю о Новопетровском гарнизоне.) Ничем они, бедные, не разнятся, кроме мундира.

Опирающийся на ружье,

Неизвестный Союзный Солдат делается ещё

более неизвестным.