В сетке дорог разбитых, в травах примятых, на сплошь израненной земле в воронках от снарядов,
В росой залитом перелеске под канонадами, навеки лег тяжелый след безымянного солдата.
В сетке дорог разбитых, в травах примятых, на сплошь израненной земле в воронках от снарядов,
В росой залитом перелеске под канонадами, навеки лег тяжелый след безымянного солдата.
Напрягают, эх-ма, реки полные дерьма, напрягает химзавод
И озоновая дырка пролетает, напрягает.
Напрягает мирный атом, фрукты залитые ядом, напрягает наркота
И сосед, зараза, водки подливает, напрягает.
Напрягают суды и армейские дубы, напрягает террорист.
И солдат в своих стреляет, напрягает.
Напрягают дебаты, сплошь и рядом депутаты.
Напрягают киллеры.
И ОМОН, что меня оберегает, напрягает.
Там за белой рекой,
Под прошлогодней листвой,
Я найду твои следы.
Иду за тобой,
Иду.
Un soldat de bois
Ne mange que du chocolat,
Un soldat d’étain
Ne mange que du massepain,
Un soldat de plomb
Ne mange que des macarons,
Un soldat de fer,
Que des biscuits à la cuiller.
Mais le vrai soldat
Ne mange, quand la guerre est là,
Que des vers de terre
Et des fleurs de cimetière.
— Мы взяли Умбару.
— В чём смысл всего этого? Я имею в виду, зачем?
— Не знаю, сэр. Не думаю, что кто-нибудь знает. Но я точно знаю, что когда-нибудь эта война закончится.
— Что будет тогда? Мы солдаты. Что будет тогда с нами?
Сотня молодых солдат, восемнадцать лейтенантов, тридцать фельдфебелей и унтер-офицеров собрались здесь и хотят снова вступить в жизнь. Каждый из них сумеет с наименьшими потерями провести сквозь артиллерийский огонь по трудной местности роту солдат; каждый из них, ни минуты не колеблясь, предпринял бы все, что следует, если бы ночью в его окопе раздался рев: «Идут!»; каждый из них закален несчетными немилосердными днями; каждый из них — настоящий солдат, не больше того и не меньше.
Но для мирной обстановки? Годимся ли мы для нее? Пригодны ли мы вообще на что-нибудь иное, кроме солдатчины?
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Солдаты — самое бедное, самое жалкое сословие в нашем православном отечестве. У него отнято все, чем только жизнь красна: семейство, родина, свобода, одним словом, все. Ему простительно окунуть иногда свою сирую, одинокую душу в полштофе сивухи. Но офицеры, которым отдано все, все человеческие права и привилегии, чем же они разнятся от бедняка солдата? (Я говорю о Новопетровском гарнизоне.) Ничем они, бедные, не разнятся, кроме мундира.