Ну и пусть, что с утра шел дождь.
Он не сбил наш ночной маршрут.
(Лужи вздыбились — не пройдешь.
Свою линию кроны гнут).
А сейчас город так красив!
Горстью звезд поделилась Ночь.
Одеяло на плащ сменив,
День, зевая, уходит прочь.
Ну и пусть, что с утра шел дождь.
Он не сбил наш ночной маршрут.
(Лужи вздыбились — не пройдешь.
Свою линию кроны гнут).
А сейчас город так красив!
Горстью звезд поделилась Ночь.
Одеяло на плащ сменив,
День, зевая, уходит прочь.
Уличная музыка – это очень про свободу. Про дух города, про его душу и сердце. Про право на самовыражение. Про творчество и единение. Про хороший текст и красивый звук. Музыка вписывается в архитектуру, сливается с душами горожан, пропитывает камни на Дворцовой. Музыка становится частью города, особой достопримечательностью. По-моему, это здорово.
Мы с моими гостями бродим вдоль Невы, любим фотографировать закаты и гулять по мостам. А в самом конце вечера тихо присесть на площади у Зимнего Дворца и окунуться в волшебные звуки уличной музыки. Порой её качество многократно превосходит то, что предлагает нам телевидение и радио. Она живая, понимаете? Живой голос живого города.
Кружатся над яхтами стайки белых чаек,
Ветер переменчивый вьётся над Невой.
Город мой – особенный, это каждый знает!
Каждый, кто знакомится, Петербург, с тобой.
Здесь живут мечтатели, грустные философы,
Все чуть-чуть простужены, вечно влюблены.
Говорят загадками, притчами, вопросами,
Черпают энергию ветра и луны.
Чайки над Финским заливом висят,
пробуют воду на вкус.
Небо седое, как дед в шестьдесят.
Небо из серых медуз.
Виден в пыли облаков Петербург.
В город плывут корабли.
Разве возможно всё это вокруг
просто отдать за рубли?
Ленинград девочка полюбила сразу и навсегда, до той же счастливой тошноты и внезапных слез. Нельзя было жить в этом городе и не вставать перед ним на колени. И девочка вставала — перед уцелевшими в блокаде и бомбежках домами, медленно приходящими в себя, со старыми и новыми жителями — она вставала на колени и молча смотрела на город.
Самым верным, памятным еще по коммунистическому Питеру признаком разрухи были окна. Если люди не заменяют разбитое стекло, а прикрывают его фанерой или заклеивают бумагой, это значит, что город болен. Жители смирились с ненормальностью бытия и не знают, каким будет завтрашний день.
Пушкин. Тютчев. Некрасов. Блок. Ахматова. Мандельштам… Это всё — псевдонимы. Автор — Петербург.
Как она сказала тогда? «Это Москва, Мэтт... город чудес в стране чудес...» А Санкт-Петербург, имперский город, так не похож на Москву. Там была пряничная разноцветная иконопись, пропитанная ароматом ладана, разукрашенная золотом, — какая-то туземная архитектура! Там — магия врубелевского демона в Третьяковке, висячих садов декадентского ресторана посреди грязных улиц, чудовищного даже для стойкого британца мороза, скрипящего снега. Тут – прохладная, влажная и свежая весна, строгие как Верховный суд, классические здания, ажурные мосты. Красота этого города настолько изощрена, что кажется и строгой, и порочной одновременно. Тут люди изнемогают рассудком от полуночного света.