Виктория Килеева

— Ты хоть дьявола видела?

— Видела. Но мы называли его Библиотекарем.

Луна в глазах Филиппа засияла чуть ярче.

— Как ты его вызвала?

— Никак. Он сам к нам в гости пожаловал, мы его даже не приглашали.

— Почему не приглашали?

— У нас не убрано было.

Он в людях и так сверх меры разочарован. Представляешь, как приятно ему хотя бы изредка встретить того, кто не боится обмануть его наихудшие ожидания?

Какая злая ирония — кошки умеют плакать, но не умеют смеяться.

— Для двух кошек воды в доме хватит, но не для целой же лошади!

— Я согласен пить коньяк, — смиренно отозвался Андреас.

Гнев — это не дурное настроение, это естественный отклик на дурные манеры других.

— Откуда нам знать, что произнесённое тобой не набор слогов, а дьявольское заклинание?

— А откуда вам знать, что дьявольское заклинание не набор слогов?

— Нам придётся применить к тебе пытки.

— Это ещё зачем? — задрожала она. — Что это даст?

— Весьма немало, — сказал епископ. — Либо ты не выдержишь боль и признаешь, что ты ведьма. Либо ты выдержишь боль, и это докажет, что во время пыток дьявол лишил твоё тело чувствительности, а значит, ты ведьма.

— Хорошо иметь абсолютную память, да? — с завистью процедила Лара.

— Ужасно. Помнишь всё, что хочется забыть, — признался Андреас и, увидев её злорадную ухмылку, добавил: — Однако есть моменты, вспоминать которые — одно удовольствие. Например, когда ты повалила меня на кровать... Я обречён помнить это всю жизнь.