Когда ночами, полные печали,
Слышны у моря крики журавлей
И дымкою туман
Плывёт в морские дали,-
Тоскую я о родине моей!
Когда ночами, полные печали,
Слышны у моря крики журавлей
И дымкою туман
Плывёт в морские дали,-
Тоскую я о родине моей!
Слова Биркгольца затронули у всех без исключения самое чувствительное место: тоску по родине. Все они, уже пожилые люди, на годы оторванные от обычного образа жизни и от близких, больны тоской по родине. Но, поскольку это чувство стало как бы неотъемлемой частью их души, центром жизненных интересов, они сами замечают его в себе лишь изредка, от случая к случаю. Каждый из них, не задумываясь, отправился бы немедля домой, если бы душевная заторможенность и внешние препятствия, созданные вокруг них, были бы не столь сильны.
А я люблю такой запах, как вот сейчас. Такой, и еще запах свежескошенного клевера и примятой полыни, когда едешь за стадом, запах дыма от поленьев и горящей осенней листвы. Так пахнет, должно быть, тоска по родине — запах дыма, встающего над кучами листьев, которые сжигают осенью на улицах в Миссуле.
Сегодня с силою
Внезапного недуга
Нахлынула по родине тоска.
Как грустен этот дым
На синих небесах!
Листая старую тетрадь расстрелянного генерала,
Я тщетно силился понять -
Как ты могла себя отдать на растерзание вандалам?
Я всегда чувствовал себя немного закомплексованным и полагал, что именно в этом и кроется причина моей тоски.
Все логично: тем туже кольца, тем меньше пульса.
Я теперь с тоской вспоминаю время, когда при встрече
Я могла улыбчиво говорить тебе: «Не сутулься»,
Расправляя твои насупившиеся плечи...
Когда я потерял сознание... Я увидел снег, падающий с неба там, где я родился. Это так... нежно... и беспощадно...
Не жалость к Родине нужно иметь, а большое уважение. Но и Родина должна нас уважать.
Нет! я не жалкая раба,
Я женщина, жена!
Пускай горька моя судьба
Я буду ей верна!
О, если б он меня забыл
Для женщины другой,
В моей душе достало б сил
Не быть его рабой!
Но знаю: к родине любовь
Соперница моя,
И если б нужно было, вновь
Ему простила б я!