Иней, пороша ли…
Эх, хорош соевый супчик с утречка
В доме свиданий!
Нет, это голос русской зимы, — благодушно думает рядовой Грюневальд, — русского леса и степей. Голос бесконечной ночи, короткого и тусклого дня, похожего на вспышку сознания между двумя снами. Голос бескрайней земли и широких, как моря, рек…
Здесь время замедляет рваный бег,
И знают ли живущие на свете:
Как пахнет освещённый солнцем снег?
Чем дышит с перевала льнущий ветер?
Ночною порой
из дома смотрю, как снежинки
над садом кружат,
мерцая и переливаясь
в проемах светящихся окон...
Если ночью выпал первый снег, пробуждаешься с чувством удивительной чудесной тишины. А выйдешь из дома — воздух и белая земля чисты, как в первый день творенья. Каждый звук: лай собаки, карканье вороны, колокольный звон — слышится удивительно ясно и остается сам по себе, как инкрустация на фоне тишины. И на девственной белизне земли первые человеческие и звериные следы, санные колеи выглядят, как заново прочерченные знаки судьбы. Цветастый головной платок, красные гусиные лапы, зеленые еловые ветки — всё цветное кажется в этой белизне происходящим из другого мира. На зимних дорогах мои собственные мысли являлись в виде мира подвижных красочных фигур, видимых мною со стороны. Когда мы маленькими детьми на нашем дворе рыли коридоры в сугробах, каким являлся мне снег звездоподобным и тёплым! А в сумерках всё тонуло в его голубизне. Это был экстаз! В более поздние годы, когда в быстром беге на лыжах или в санях сливались небо и земля, сознание расширялось. Ночью звёздочки снежинок под ногами блестели, как небесные звёзды наверху, — вас окружала пламенеющая сфера, на вас смотрели миллиарды ангельских глаз.
В саду,
Средь зарослей бамбука
Так часто пел, порхая, соловей...
И всё же меж деревьев и ветвей
Идёт, конца не зная, белый снег...
В Париже с нескончаемым, неутомимым упорством шел снег. Временами на улицы налетал ветер и тут же вздымал снежный смерч; временами наступало затишье, и тогда из темноты ночного неба в безмолвном кружении валили неисчислимые крупные хлопья. Бедному люду, поглядывавшему на все это из — под намокших бровей, оставалось только дивиться, откуда берется столько снега. Мэтр Франсуа Вийон, стоя днем у окна таверны, выдвинул такое предположение: то ли это языческий Юпитер щиплет гусей на Олимпе, то ли это линяют святые ангелы.
Снег прячет всю скверну и грязь. Чтобы земля переродилась заново и стала абсолютно чистой, с приходом первых лучей солнца.