деревня

— Ну как там, в деревне? По-моему веселей стало, а? Люди как-то веселей смотрят...

— Что Вы! Иной раз прямо не знаешь, куда деваться от этого веселья! Вот так, знаете, просто целая улица как начнёт хохотать — ну спасу нет. Пожарными машинами отливают...

— О как! А отчего же это они?

— А вот, весело... Да я по себе погонюсь: вот бывает, встанешь утром, ещё ничего-ничего, ешо не завтракал, а уже смех берет. Черт-те не знает что такое, вот смешно, и всё. Да удержу ведь нету, никак ведь не остановишься.

Если говорить серьезно, то я бы, безусловно, попытался бы поднять тему того, что происходит с Россией, с государством. Я бы отъехал километров на 100 от Москвы, и снимал бы деревню, где люди просто вымирают, где нет работы, где живут на пенсию стариков, где молодежь спивается. А те, кто не спивается, всеми силами убегает из деревни в город. Мне кажется, это страшно. Жирующая Москва и вымирающая деревня — вот проблема.

Там стеной зеленой бор стоит в июне,

А зимой равнина вся белым–бела.

Сам себя считаю городским теперь я.

Здесь моя работа, здесь мои друзья.

Но все так же ночью снится мне деревня,

Отпустить меня не хочет Родина моя.

Там горячим хлебом пахнет в доме нашем,

И бежит куда–то под горой река,

И дорогу гуси переходят важно,

И в овраге шмель мохнатый пьет росу с цветка.

Снова иду по земле

Родной деревни моей.

Сами собою

Стали ноги мои легки.

Стало тяжелым сердце.

Как сердцу мил

Родной деревни говор!

На станцию хожу лишь для того,

Чтобы в толпе

Его услышать.

Что б ни случилось со мной,

Я не забуду тебя,

Деревня моя, Сибутами!

Со мною горы твои!

Со мною реки твои!

Поля продают,

Дома продают,

Пьют вино беспробудно...

Так гибнут люди в деревне моей.

Что же сердце тянется к ним?

Надоела мне эта деревня, негде развернуться.