Листая старую тетрадь расстрелянного генерала,
Я тщетно силился понять -
Как ты могла себя отдать на растерзание вандалам?
Листая старую тетрадь расстрелянного генерала,
Я тщетно силился понять -
Как ты могла себя отдать на растерзание вандалам?
Судьба, видать, определена каждому своя: кому — песни петь, кому — за горло певцов душить, забивать пенье обратно в глотку.
Поля продают,
Дома продают,
Пьют вино беспробудно...
Так гибнут люди в деревне моей.
Что же сердце тянется к ним?
Он стыдился своего хвастовства, желания казаться храбрым и безжалостным. Своего хладнокровия, своей черствости, неспособности выразить свои чувства и мысли. Теперь он искренне сожалел о том, что убил Джесси. Скорбел, как и все вокруг. Грезил о том, что каким-то чудом повернет время вспять. Проходя по своему салуну, он замечал, как посетители перестают улыбаться. Он получил столько писем с угрозами, что они вызывали в нем только любопытство. Все дни он проводил в квартире, разглядывал карты, пытаясь разглядеть в королях и валетах свою судьбу.
— Если бы я мог, то пополз бы сейчас на коленях в Россию.
— Они бы вас подняли, отец. Поставили бы к стенке. И шлепнули.
Средь разрушенных грез, в те, что верил, глупец, я когда-то сам,
Заколдованный ведьмой, мой разум в тумане стоял.
Пластилиновой куклой в руке подчинялась моя судьба,
Голос твой в голове мне покоя никак не давал.
В отражение свое я смотрел, но себя там не узнавал
Незнакомый мне облик своих глаз с меня не спускал.
От удара руки задрожали осколки живых зеркал;
Рассыпался на части наш мир, и его не собрать.
Вы знали ласки матерей родных,
А я не знал, и лишь во сне,
В моих мечтаньях детских золотых
Мать иногда являлась мне.
О, мама! Если бы найти тебя,
Была б не так горька моя судьба.
Необходимость или разум
Повелевает на земле -
Но человек чертит алмазом
Как на податливом стекле:
Оркестр торжественный настройте,
Стихии верные рабы,
Шумите листья, ветры пойте -
Я не хочу моей судьбы.
Судьба за мной присматривала в оба,
Чтоб вдруг не обошла меня утрата.
Я потеряла друга, мужа, брата,
Я получала письма из-за гроба.
Она ко мне внимательна особо
И на немые муки торовата.
А счастье исчезало без возврата...
За что, я не пойму, такая злоба?
И все исподтишка, все шито-крыто.
И вот сидит на краешке порога
Старуха у разбитого корыта.
— А что? — сказала б ты.-
И впрямь старуха.
Ни памяти, ни зрения, ни слуха.
Сидит, бормочет про судьбу, про Бога...
Катится, катится жизнь в колеснице фатальной –
Мы пассажиры на данном отрезке пути.
Кучер-судьба колесницею той управляет.
Кто не согласен с маршрутом, тот может сойти.