Это бесконечно тяжело и мучительно: дать близкому человеку совершать его ошибки, в которых он наверняка когда-нибудь раскается.
Вера Полозкова
Счастье — это решение. Оно больше не высекается, как искра, от столкновения с красотой, книгой, с чьей-то роскошной иронией. Теперь нельзя утром решить, а вечером уже идти по Петербургу. Теперь счастье — это труд и выбор, его надо планировать, вписывать в распорядок дня, как рабочую встречу. Счастье — это ванна с эфирные маслом после того, как всех уложишь, или поездка на дачу к подруге детства, с велосипедами в багажнике. Оно всё ещё достижимо, оно всё ещё в мелочах, только теперь это тобой придуманные, рукотворные мелочи. Ты — его автор, а не ловец.
Интервьюер: Как полюбить себя?
Вера Полозкова: Начать наблюдать за тем, что дает сил, а что опустошает. Запретить окружению шутить гнусноватые шутки и обесценивать ваши чувства и состояния. Попрощаться с теми, кто вам серийно лжет, с теми, кто вас бесцеремонно потребляет, с теми, кто самоутверждается за ваш счет. Узнать, в каком освещении вы нравитесь себе больше всего, почаще туда наведываться. Понимаете, если вы с самим собой обращаетесь как с комом грязного белья, то ждать от других принятия и понимания – безнадежно. Не давайте себя в обиду. И все начнется.
Кто сломан поперёк, тот никому не врач.
А факт безжалостен и жуток, как наведенный арбалет: приплыли, через трое суток мне стукнет ровно двадцать лет.
И это нехреновый возраст – такой, что Господи прости. Вы извините за нервозность – но я в истерике почти. Сейчас пойдут плясать вприсядку и петь, бокалами звеня: но жизнь у третьего десятка отнюдь не радует меня.
Как все дети, росшие без отцов,
мы хотим игрушек и леденцов,
одеваться празднично,
чтоб рубцов и не замечали.
Только нет на свете того пути,
где нам вечно нет ещё двадцати,
всего спросу — радовать и цвести,
как всегда вначале...
Моя мама в Турции с прошлой ночи.
Я теперь беру за неё газеты.
Гулко в доме. Голодно, кстати, очень:
Только йогурты и конфеты –
Я безрукая, как Венера,
Я совсем не хочу готовить.
Я могла бы блинов, к примеру –
Но одной-то – совсем не то ведь.
Я много езжу и наедаюсь молчаньем досыта.
Мне нравится быть вне адреса и вне доступа.
И никто не висит у него на шее,
ну кроме крестика на шнурке.
Этот крестик мне бьется в скулу, когда он сверху, и мелко крутится на лету.
Он смеется
и зажимает его во рту.
Если кто-то подлый внутри, ни выгнать, ни истребить,
Затаился и бдит, как маленькая лазутчица.
Ай спасибо сердцу, оно умеет вот так любить –
Да когда ж наконец
разучится.
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- …
- следующая ›
- последняя »