Подлинное знание чужого языка заключается не в умении переводить с него, а в сознании его непереводимости.
— О, Т'чалла! Эм... [На языке Кхоса] Удачи и много шнурков!
— Ну, почти! У тебя почти получилось.
— Не смейся надо мной, я практиковался.
Подлинное знание чужого языка заключается не в умении переводить с него, а в сознании его непереводимости.
— О, Т'чалла! Эм... [На языке Кхоса] Удачи и много шнурков!
— Ну, почти! У тебя почти получилось.
— Не смейся надо мной, я практиковался.
— Кажется, принцип случайности сработал в нашу пользу.
— В переводе с вулканского английского — нам повезло.
Перевод – это когда ни чуть не погрешил против авторского смысла и только выразил мысль в приемлемой для своей нации форме.
— This is an offence against our human rights! [Это нарушение прав человека!]
— Чего он хочет?
— Да пить просит.
— Пусть терпит.
... Сначала я думал, не проще ли всего послать оный труд прямо какому-нибудь издателю, нeмецкому, французскому, американскому, — но вeдь написано-то по-русски, и не всё переводимо, — а я, признаться, дорожу своей литературной колоратурой и увeрен, что пропади иной выгиб, иной оттeнок — всё пойдёт насмарку.
У президента Трампа была очень сложная внутренняя дилемма — что ему делать, ему каким-то образом нужно было уходить от того давления со всеми внутренними расследованиями, которые на нём висят. И тут представилась возможность передвинуть фокус на Сирию. Он обозвал уже президента Асада животным (то есть, отморозком, если это правильно переводить) и посылает одновременно несколько сигналов. Он посылает сигнал самому Асаду, естественно, но и Ирану, и Северной Корее. Что: «Ребята, я не Барак Обама, мне Нобелевскую премию никто не давал, я жесткий нью-йоркский парень и если вы будете плохо себя вести — я буду вам показывать «мать Кузьмы»».