Александр Семёнович Кушнер

Ночь в деревне завидует ночи в городе,

Говорит: — Ну какая же ты ночь? Ты свет,

Ты в витринном, фонарном, трамвайном золоте

И полночи не спишь, и отбоя нет

В заведеньях ночных от веселой публики,

И расходятся за полночь из гостей

Музыканты, актеры, девицы, жулики,

Развлекая тебя, ты полна страстей.

Городская мрачнеет, не соглашается,

Говорит деревенской: — Ты так тиха,

Только ветер вздохнет, только пес разлается,

Птица вскрикнет, зарывшись в твои меха

И шелка, да машина подкрасит фарами

На дорогу с реки набежавший пар.

Только кто-то к окну подойдет, кошмарами

Сна напуган — и звезды стряхнут кошмар.

0.00

Другие цитаты по теме

... Город медленно остывает, затихает, словно вытягивается, как зверь перед тем, как положить одно ухо на лапу и полузакрыть громадный огненный глаз.

Вот я в ночной тени стою

Один в пустом саду.

То скрипнет тихо дверь в раю,

То хлопнет дверь в аду.

А слева музыка звучит

И голос в лад поет.

А справа кто-то все кричит

И эту жизнь клянет.

Still don’t know where you’re going

You’re still just a face in the crowd.

You belong to the city

you belong to the night.

Nobody knows where you’re going

nobody cares where you’ve been.

'Cause you belong to the city

you belong to the night

Living in a river of darkness beneath the neon light.

You were born in the city

concrete under your feet

It’s in your moves

it’s in your blood:

You’re a man of the streets.

Ночь расстелила полотно,

А дочь луна достала лютню.

В окно повеет тишиной,

И улицы безлюдны.

Вообразите: вы стоите ночью у окна на шестом, или семнадцатом, или сорок третьем этаже какого-нибудь здания. Город открывается вам как набор клеток, сотней тысяч окон: какие-то темны, а какие-то залиты зеленым, или белым, или золотым светом. В них туда-сюда проплывают незнакомцы, хлопочут наедине с собой. Вам их видно, однако до них не добраться, и потому это обыденное городское явление, во всякую ночь, в любом городе мира, сообщает даже самым общительным трепет одиночества, его неуютное сочетание разобщенности и наготы.

... Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим – великий город, как будто не существовал на свете...

А вы знаете, кто хоть раз в жизни поймал ерша, или видел осенью перелётных дроздов, как они в ясные, прохладные дни носятся стаями над деревней, тот уже не городской житель, и его до самой смерти будет потягивать на волю.

Вот она, ушедшая деревня.

И над ней усталая луна.

Тощие, безрукие деревья,

Мимо них дорога как струна.

Так ушла безвременно природа!

У шлагбаума туман уснул,

Точно с перекисью водорода

Город паклю в горло ткнул.

Кто-то плачет всю ночь.

Кто-то плачет у нас за стеною.

Я и рад бы помочь —

Не пошлет тот, кто плачет, за мною.

Вот затих. Вот опять.

— Спи,— ты мне говоришь,— показалось.

Надо спать, надо спать.

Если б сердце во тьме не сжималось!

Разве плачут в наш век?

Где ты слышал, чтоб кто-нибудь плакал?

Суше не было век.

Под бесслезным мы выросли флагом.

Только дети — и те,

Услыхав: «Как не стыдно?» — смолкают.

Так лежим в темноте.

Лишь часы на столе подтекают.

Кто-то плачет вблизи.

— Спи,— ты мне говоришь,— я не слышу.

У кого ни спроси —

Это дождь задевает за крышу.

Вот затих. Вот опять.

Словно глубже беду свою прячет.

А начну засыпать,

— Подожди,— говоришь,— кто-то плачет!