Tell me why do I feel this way
All my life I’ve been standing on the borderline
Too many bridges burned
Too many lies I've heard
I had life but I can't go back
I can't do that, it will never be the same again
And I know I don't
Have any time burn.
Tell me why do I feel this way
All my life I’ve been standing on the borderline
Too many bridges burned
Too many lies I've heard
I had life but I can't go back
I can't do that, it will never be the same again
And I know I don't
Have any time burn.
Не огорчайся, потому что когда ты ляжешь в землю и замолчишь, ты будешь напоминать собой время.
– Папа Вильям, – сказал любознательный сын, – Голова твоя вся поседела,
Но здоров ты и крепок, дожив до седин,
Как ты думаешь, в чем же тут дело?
– В ранней юности, – старец промолвил в ответ, – Знал я: наша весна быстротечна.
И берег я здоровье с младенческих лет,
Не растрачивал силы беспечно.
Любите! Истина вела
Любовью, а не страхом.
Любите! – Добрые дела
Не обратятся прахом.
Любите малое дитя
С терпеньем и вниманьем –
Как знать? Оно у нас в гостях,
И близится прощанье.
Выпадают росы -
Одни весной, другие осенью.
На листьях лотоса.
Сгореть кому-то раньше или позже...
И что ж, досадовать?
Будучи криминальным авторитетом уже почти шестьсот лет, он понимал, что личности вроде Радика редко живут достаточно долго, чтобы стоило возиться с ними. Даже когда они предпринимают просто гениальные ходы для собственной безопасности — вроде исчезновения в пресловутом «Улье-7», как это сделал Радик, — всё равно их падение — лишь вопрос времени. Как бы то ни было, когда-нибудь он сделает ставку не на ту армию, заключит союз не с тем преступным синдикатом, продаст оружие не тем сепаратистам. Они вспыхивают, словно метеоры, но неизменно исчезают без следа, и о них больше никогда не слышно. В своей безграничной снисходительности и милосердии Джабба решил постоять в сторонке и позволить Радику пасть жертвой собственного успеха.