— Черт подери, как несправедливо!
— Справедливости нет, святой отец.
— Успокойтесь, Ваше Величество, никто не проговорится, мы все поклялись.
— Вы знаете чего стоят клятвы, когда палач берется за дело.
У правителей Европы есть власть, но нет морали. Я должен стать их совестью. Они мои любимые дети, и я должен провести их по пути добродетели.
У правителей Европы есть власть, но нет морали. Я должен стать их совестью. Они мои любимые дети, и я должен провести их по пути добродетели.
— Это исповедь, Отец, мы тут не сплетничаем.
— Я всё ещё дуб.
— Я думал Вы этот... как его...
— Ясень.
— Точно.
— Что-то ещё?
— Думаю, да. Я украл.
— Господи. Что ты украл, Сиракуз?
— Женскую одежду.
— О Боже, Боже, Боже... Мне это совсем не нравится, Сиракуз. Это плохой поступок.
— Это не то, что Вы подумали, Отец. У меня была причина.
— Какая?
— Я украл, чтобы никто не видел, как я это покупаю.
— Знаете историю про короля, у которого была тайна? Тайна не давала ему покоя, и он рассказал её дереву.
— Ладно... притворимся, что я — дерево.
— Так какое Вы дерево, Отец?
— Полагаю, я — дуб.
— Вы больше похожи на другое дерево, у которого ветки торчат, как клюшки.
— Ясень.
— Меня зовут Сиракуз, и я — алкоголик.
— Я уже говорил тебе, Циркач, что исповедь — это не общество анонимных алкоголиков.
— Ну, в нашем городке его нет. Я не пью уже 2 года, 7 месяцев и 18 дней. В этом месте обычно хлопают, Отец.
— Ты в кино видел?
— Да.
Каждый камень, о который ты спотыкаешься, — на самом деле ступенька, если хорошенько подумать.