Брианна Фрейзер

— Ты так говоришь, словно не любить виски — преступление! — возразила Брианна, улыбаясь Роджеру над чашкой.

Он приподнял брови и строгим тоном заметил:

— Но, моя дорогая, здесь Шотландия. И нелюбовь к виски — конечно же, преступление!

— Ах вот как! — воскликнула Брианна, имитируя шотландский акцент. — Остается лишь надеяться, что за это не предусмотрена смертная казнь!

— И почему это, скажите на милость, люди, словно специально, производят туалетную бумагу, похожую больше на фольгу?

— Сердца наших людей тверды как камень, — насмешливо подхватил Роджер. — Ну а зады — из нержавеющей стали. Думаю, это способствует формированию национального характера.

— В таком случае, наверное, шотландцы вообще лишены нервных окончаний, — со смехом добавила Клэр. — У людей, способных скакать верхом в килтах, кожа на задах не уступает по прочности той, из которой делают седла!

— Уж мы наверняка пытались выбирать другие пути. Ты разочарован?

— Нет. Мы хотели, чтоб камни вернули нас домой, и они это сделали.

— Она смогла поговорить об этом?

— Нет, ей еще очень больно. Я не уверена, что она вообще сможет. Может, она когда-нибудь скажет папе.

— Ужасно, когда внутри тебя находятся такие слова и приходится говорить их другому.

— Это было милосердие? Или чтобы он наверняка умер?

— ...

Лист бумаги не создан, чтобы летать, но порой, нужно менять свои ожидания, приспосабливаться и перестраиваться. Не спроста подарок на первую годовщину свадьбы должен быть из бумаги. А спустя шестьдесят лет — бриллиант. Самая твердая на земле материя. Я хочу, чтобы наш брак стал таким же прочным.

— Я могла проявить смелость, могла отбиваться, я ненавижу себя за случившееся.

— Ты не могла это остановить.

— Я могла попытаться!

— Смелость была нужна, чтобы не сражаться, в противном случае он бы тебя убил.

— Так что, чудовище победит? А Ахаб, значит, утонет?

— Смотря, кого из них считать чудовищем. Человека, помешанного на мести или кита, на которого охотятся?

— Мне было так страшно.

— Мне тоже. Потому что, хоть меня и спасли, часть меня тогда умерла.

— Я знаю, каково это. Поверь, знаю.

— Всегда хотят вернуть старого Роджера, но... я больше никогда не буду этим человеком. Я изучал историю, преподавал ее, а теперь живу в ней. Когда я увидел эту карту, то подумал: вот, кто я теперь — повешенный. Может, такова моя судьба? Мой собственный предок пытался меня убить. Может, я не должен был родиться?

— Это неправда.

— Пожалуй, нет. Но я изменился. Помнишь, ты спрашивала меня о предсмертных словах? Я думал, что знал, какими они будут. Но главное, чье лицо я видел последним. Твое...

— Прошло уже несколько месяцев и ты сказала, что физически Роджер в порядке, может, у него тоже военный невроз? Наверное, это умственное, психологическое, он слово тонет в тишине. И у него в глазах тот же самый взгляд на тысячу ярдов. Я боюсь, что он потерял себя.

— Неважно, как далеко он ушел. Главное верь, что ты его найдешь.