— Что это за труху ты поместила в Таскама и Бэнкса?
— Горец перечный. Помогает при геморрое.
— Готовишься к моей близкой старости? Как это предусмотрительно с твоей стороны, Клэр!
Клэр Фрейзер (Рэндалл)
Cлайд с цитатой«Sassenach»... Так он называл меня с самого начала; по-гэльски это слово обозначает «англичанка, чужестранка». «Англичаночка». Сперва он выговаривал это прозвище насмешливо, затем с нежностью.
— И почему это, скажите на милость, люди, словно специально, производят туалетную бумагу, похожую больше на фольгу?
— Сердца наших людей тверды как камень, — насмешливо подхватил Роджер. — Ну а зады — из нержавеющей стали. Думаю, это способствует формированию национального характера.
— В таком случае, наверное, шотландцы вообще лишены нервных окончаний, — со смехом добавила Клэр. — У людей, способных скакать верхом в килтах, кожа на задах не уступает по прочности той, из которой делают седла!
В конце концов, думалось мне, что такое дни и недели перед лицом вечности?
*...*
Но если здесь присутствовала вечность или просто идея вечности, то, вероятно, Ансельм прав: всё возможно. И всё — любовь? Я задумалась. Когда-то я любила Фрэнка — я продолжала его любить. И я любила Джейми — больше собственной жизни. Ограниченная пределами времени и плоти, я не могла удержать обоих. А в потустороннем мире? Есть ли там место, где времени больше не существует или оно останавливается? Ансельм считает так. Место, где все возможно. И ничто не нужно.
Существует ли там любовь? За пределами границ плоти и времени возможна ли любовь? Необходима ли она?
Я пережила чертову Вторую мировую войну и потеряла ребенка, я потеряла двух мужей, я голодала вместе с солдатами, меня избивали, меня предавали, я... я была в тюрьме, но я... Я выжила. А это должно меня сломать? Я не позволю!...
— Ох, Джейми, я тебя ужасно люблю!
И тут настал его черед смеяться. Он перегнулся чуть ли не вдвое, потом уселся на обочину, обуреваемый весельем. Медленным движением откинулся назад и улегся на высокую траву, задыхаясь и взвизгивая от смеха.
— Что это с тобой? — уставилась я на него.
Отсмеявшись, он сел и вытер глаза. Бурно дыша, тряхнул головой.
— Мурта был прав насчет женщин. Англичаночка, ради тебя я рисковал жизнью, я совершил кражу, поджог и нападение, да еще и убил человека. В награду ты изругала меня, унижая мое мужское достоинство, пнула по яйцам и расцарапала мне лицо. Потом я избил тебя до полусмерти и рассказал тебе о самых унизительных для меня вещах, какие со мной случались, и ты говоришь, что любишь меня.
— В этих птичек вселяются души молодых матерей, умерших во время родов, — сказал он, обернувшись ко мне. — Говорят, они кричат и бегают вокруг гнезда, потому что не верят, что птенцы выведутся благополучно. Они печалятся о том, кого потеряли — ищут ребенка, оставшегося сиротой.
— Я думаю, это просто обычай такой, — заговорил он. Привычка. Я впервые сделал так, когда был намного моложе, после того, как услышал эту историю. На самом деле я не верю, что у них есть душа, но, понимаешь, как-то из чувства уважения...
Не окончив фразу, он взглянул на меня и вдруг улыбнулся.
— Я так привык это делать, что даже не заметил. В Шотландии очень мало ржанок...
Он поднялся и отбросил прутик.
— Пошли дальше. Тут есть местечко, которое я хочу тебе показать. Вон там, у вершины холма.
Он взял меня под локоть и помог встать с земли. Мы стали подниматься по склону.
Я слышала, что он сказал ржанке, когда отпустил её. И хотя я знала очень немного гэльских слов, это старое приветствие я слышала достаточно часто, чтобы понять его. «Господь да прибудет с тобою, матушка» — вот что сказал Джейми.
Молодая мать, умершая во время родов. И дитя, которое осталось сиротой. Я тронула Джейми за рукав, и он повернул ко мне голову.
— Сколько тебе было? — спросила я.
— Восемь, — ответил он. — Уже не младенец.
Больше он ничего не сказал и вел меня все выше на холм.
— Исчезнет оно когда-нибудь, Клэр? Желание исчезнет?
Моя голова снова упала ему на плечо.
— Я не знаю, Джейми. Правда не знаю.
Он навалился на меня, коленом раздвинув ноги, и я почувствовала, что поддаюсь — даже не ему, а себе. Двадцать семь лет хорошего воспитания уступили позиции тысячелетнему инстинкту. Разум восставал против того, чтобы мной овладели на голом камне, поблизости от спящих солдат, а тело с этим мирилось и, более того, отвечало на призыв.
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- следующая ›
- последняя »