Зинаида Николаевна Гиппиус

…смиренье

Есть величайший грех.

Все дни изломаны, как преступлением,

Седого Времени заржавел ход.

И тело сковано оцепенением,

И сердце сдавлено, и кровь — как лед.

Часы остановились. Движенья больше нет.

Стоит, не разгораясь, за окнами рассвет.

И вечности безглазой беззвучен строй и лад.

Остановилось время. Часы, часы стоят.

Любить меня – нельзя…

Я ни к кому не прихожусь. Рассуждаю, а в сердце зверь и ест моё сердце. Не люблю никого, когда у меня боль. Не люблю – но всех жалею.

Вам жаль «по-человечески» меня.

Так зол и тяжек путь исканий!

И мне дороги тихой, без огня

Желали б вы, боясь страданий.

Но вас — «по-Божьему» жалею я.

Кого люблю — люблю для Бога.

И будет тем светлей душа моя,

Чем ваша огненней дорога.

Я тихой пристани для вас боюсь,

Уединенья знаю власть я;

И не о счастии для вас молюсь —

О том молюсь, что выше счастья.

Сердце плачет? Кушай, кушай,

Сердце — ворог, сердце — зверь.

Никогда его не слушай,

Никогда ему не верь.

Пусть на мгновение, — на полмгновения,

Одним касанием растоплен лед...

Я верю в счастие освобождения,

В Любовь, прощение, в огонь — в полет!

Принудительная война, которую ведёт наша кучка захватчиков, ещё тем противнее обыкновенной, что представляет из себя «дурную бесконечность» и развращает данное поколение в корне, — создаёт из мужика «вечного» армейца, праздного авантюриста.

Скоро изменятся жизни цветы,

Я отойду ото всех, кто мил,

Буду иные искать ответы,

Если здешние отлюбил.

Я в себе, от себя, не боюсь ничего,

Ни забвенья, ни страсти.

Не боюсь ни унынья, ни сна моего —

Ибо всё в моей власти.

Не боюсь ничего и в других, от других;

К ним нейду за наградой;

Ибо в людях люблю не себя... И от них

Ничего мне не надо.