Зинаида Николаевна Гиппиус

Вам жаль «по-человечески» меня.

Так зол и тяжек путь исканий!

И мне дороги тихой, без огня

Желали б вы, боясь страданий.

Но вас — «по-Божьему» жалею я.

Кого люблю — люблю для Бога.

И будет тем светлей душа моя,

Чем ваша огненней дорога.

Я тихой пристани для вас боюсь,

Уединенья знаю власть я;

И не о счастии для вас молюсь —

О том молюсь, что выше счастья.

0.00

Другие цитаты по теме

Сострадание — нечто более высокое, идущее из глубины души, а жалость там, где страх и боль.

Каждый человек должен уметь себя жалеть. Ближе и роднее, чем собственное «я» ведь никого нет.

Обыкновенный смертный сочувствует тем, кто больше жалуется, потому что думает, что горе тех, кто жалуется, очень велико, в то время как главная причина сострадания великих людей — слабость тех, от кого они слышат жалобы.

Смотрю на море жадными очами,

К земле прикованный, на берегу...

Стою над пропастью — над небесами,

И улететь к лазури не могу.

Не ведаю, восстать иль покориться,

Нет смелости ни умереть, ни жить...

Мне близок Бог — но не могу молиться,

Хочу любви — и не могу любить.

Я к солнцу, к солнцу руки простираю.

Я вижу полог бледных облаков...

Мне кажется, что истину я знаю -

И только для неё не знаю слов.

В идеологическую, как я её называю, эпоху в Одессе было принято открывать дверь, не спрашивая, кто там. Мы были так бедны, что грабить нас было бесполезно, а значит, и бояться было нечего. Так вот в те времена по домам ходило множество нищих, которые стучались в квартиры и просили подаяние. Был день, когда я, вся измотанная какими-то хлопотами, пошла открывать дверь и, увидев очередного бродягу, разозлилась и перед его носом её захлопнула. Он, бедный, даже сказать ничего не успел, только открыл рот, набрал воздуху, и я на этом вздохе его оборвала. Казалось бы, ерунда, ничего страшного не случилось, он пошел в следующую квартиру и там получил то, что хотел, но этот момент намертво врезался мне в память. Этот его вздох и моё хлопанье дверью... Такое бывает с каждым из нас, когда мы не позволяем себе испытать жалость, а потом чувствуем угрызения совести.

Люблю я отчаяние мое безмерное,

Нам радость в последней капле дана.

И только одно здесь я знаю верное:

Надо всякую чашу пить — до дна.

Жизни могут научить только те, кто не будет тебя жалеть.

— Он ведь пытает меня. Каждый день, брат. Один занимается этим лично, поверь мне. Его фантазия безгранична. И так каждый день. Это, это... Не жизнь.

— Ну ладно.

— Не надо меня жалеть!

— Ну почему же все так говорят? Жалость — это прекрасно. Люди хотят понять, что происходит с человеком, сопереживают, поэтому и жалеют.

Люди обычно жалеют слепых, считая их беспомощными калеками, но незрячий корзинщик вызывал не жалость, а, скорее наоборот, — восхищение и даже зависть. Жалость, это ведь бессильный укор судьбе, изувечившей человека, не давшей ему возможности быть деятельным и сильным. А если человек не плачется на злую недолю, а, напротив, посмеивается над ней, изобретая сотню путей вместо одного-единственного, закрытого для него? И вот его-то возьмутся жалеть люди, на самом деле во всём ему уступающие?..