Без ропота, без удивления
Мы делаем, что хочет Бог.
Он создал нас без вдохновения
И полюбить, создав, не мог.
Мы падаем, толпа бессильная,
Бессильно веря в чудеса,
А сверху, как плита могильная,
Слепые давят небеса.
Без ропота, без удивления
Мы делаем, что хочет Бог.
Он создал нас без вдохновения
И полюбить, создав, не мог.
Мы падаем, толпа бессильная,
Бессильно веря в чудеса,
А сверху, как плита могильная,
Слепые давят небеса.
И оправдания мне ни для чего не нужно. И это абсурд – оправдание. Оправдания настоящему хочешь, только когда намерен делить его, неизменно; значит – оправдания стоянию? Его не может быть. А оправдания прошлому – уже есть, если есть хотенье движения к изменности. Но это – как бы «прощение». Значит, оправдания вообще никакого нет, и слова этого нет.
Учитель жизни всех нас любит
И дал нам силы — по судьбе.
Смиренномудрие нас губит
И страсть к себе.
Мне о земле болтали сказки:
«Есть человек. Есть любовь».
А есть – лишь злость. Личины. Маски.
Ложь и грязь. Ложь и кровь.
Когда предлагали мне родиться –
Не говорили, что мир такой.
Как же мог я не согласиться?
Ну, а теперь – домой! Домой!
Без ропота, без удивления
Мы делаем, что хочет Бог.
Он создал нас без вдохновения
И полюбить, создав, не мог.
Мы падаем, толпа бессильная,
Бессильно веря в чудеса,
А сверху, как плита могильная,
Слепые давят небеса.
И я, чтоб задержать мгновенья,
Их сковываю цепью слов.
Узлом себя делю,
Преградой размыкаю.
И если полюблю —
Про это не узнаю.
Покой и тишь во мне.
Я волей круг мой сузил.
Но плачу я во сне,
Когда слабеет узел...
Темненький приходит дух земли.
Лакомый и большеглазый, скромный.
Что ж такое, что малютка — темный?
Сами мы не далеко ушли...
Это все неловкие слова, по ним нельзя понять, что такое для меня, после всей жизни, значили слова: признать себя обыкновенной женщиной, сделать себя навсегда в любви, как все. Около этой мысли – какой сонм страхов, презрений, привычек…
Я была все-таки в безумии, решаясь подчиниться желанию тела. И ничего не узнала. Как это отделять тело от души? А если тело – без души не пожелало? Вот и опять все неизвестно.
Волнуясь, путаясь, спеша
Твердил и клялся: повинна
Во всем, во всем моя душа!
И нет такого дела злого,
Какого б я не совершал... –
Старик с усмешкою суровой
Поток речей моих прервал:
«Не торопись! Кто не прибудет,
Во всем винит себя тот час:
Там разберут, мол, и рассудят,
И все грехи простят зараз.
Грехов у каждого не мало,
Ты огулом казниться рад…
А разберись-ка сам сначала,
Найди, в чем был не виноват».