Зинаида Николаевна Гиппиус

Без ропота, без удивления

Мы делаем, что хочет Бог.

Он создал нас без вдохновения

И полюбить, создав, не мог.

Мы падаем, толпа бессильная,

Бессильно веря в чудеса,

А сверху, как плита могильная,

Слепые давят небеса.

И оправдания мне ни для чего не нужно. И это абсурд – оправдание. Оправдания настоящему хочешь, только когда намерен делить его, неизменно; значит – оправдания стоянию? Его не может быть. А оправдания прошлому – уже есть, если есть хотенье движения к изменности. Но это – как бы «прощение». Значит, оправдания вообще никакого нет, и слова этого нет.

Учитель жизни всех нас любит

И дал нам силы — по судьбе.

Смиренномудрие нас губит

И страсть к себе.

Мне о земле болтали сказки:

«Есть человек. Есть любовь».

А есть – лишь злость. Личины. Маски.

Ложь и грязь. Ложь и кровь.

Когда предлагали мне родиться –

Не говорили, что мир такой.

Как же мог я не согласиться?

Ну, а теперь – домой! Домой!

Без ропота, без удивления

Мы делаем, что хочет Бог.

Он создал нас без вдохновения

И полюбить, создав, не мог.

Мы падаем, толпа бессильная,

Бессильно веря в чудеса,

А сверху, как плита могильная,

Слепые давят небеса.

И я, чтоб задержать мгновенья,

Их сковываю цепью слов.

Узлом себя делю,

Преградой размыкаю.

И если полюблю —

Про это не узнаю.

Покой и тишь во мне.

Я волей круг мой сузил.

Но плачу я во сне,

Когда слабеет узел...

Темненький приходит дух земли.

Лакомый и большеглазый, скромный.

Что ж такое, что малютка — темный?

Сами мы не далеко ушли...

Это все неловкие слова, по ним нельзя понять, что такое для меня, после всей жизни, значили слова: признать себя обыкновенной женщиной, сделать себя навсегда в любви, как все. Около этой мысли – какой сонм страхов, презрений, привычек…

Я была все-таки в безумии, решаясь подчиниться желанию тела. И ничего не узнала. Как это отделять тело от души? А если тело – без души не пожелало? Вот и опять все неизвестно.

Волнуясь, путаясь, спеша

Твердил и клялся: повинна

Во всем, во всем моя душа!

И нет такого дела злого,

Какого б я не совершал... –

Старик с усмешкою суровой

Поток речей моих прервал:

«Не торопись! Кто не прибудет,

Во всем винит себя тот час:

Там разберут, мол, и рассудят,

И все грехи простят зараз.

Грехов у каждого не мало,

Ты огулом казниться рад…

А разберись-ка сам сначала,

Найди, в чем был не виноват».