И оправдания мне ни для чего не нужно. И это абсурд – оправдание. Оправдания настоящему хочешь, только когда намерен делить его, неизменно; значит – оправдания стоянию? Его не может быть. А оправдания прошлому – уже есть, если есть хотенье движения к изменности. Но это – как бы «прощение». Значит, оправдания вообще никакого нет, и слова этого нет.
Мне мило отвлеченное:
Им жизнь я создаю...
Я всё уединенное,
Неявное люблю.
Я — раб моих таинственных,
Необычайных снов...
Но для речей единственных
Не знаю здешних слов…
— И какое у него оправдание собственной трусости?
— Он не хотел проливать кровь своих людей.
— И в итоге ее пролилось еще больше. Я поговорю с ним.
— Нет! Только не сейчас. Даны побеждены, так давай насладимся миром. Хотя бы в эту ночь.
— Я выполню твою просьбу. Но только в эту ночь.
Странно, что я так… робка во всех движениях. Точно внешние путы на мне всегда. Мне стоит величайших усилий воли то, что я считаю нужным, праведным и чего сама хочу. Это даже не робость. Это – какая-то тяжесть, узы тела, на теле; какое-то мировое, вековое, унаследованное отстранение себя от тела, оцепенелость тела, себя от тела, несвобода движений.
… о, если б совсем потерять эту возможность сладострастной грязи, которая, знаю, таится во мне и которую я даже не понимаю, ибо я ведь и при сладострастии, при всей чувственности – не хочу определенной формы любви, той, смешной про которую знаю. Я умру, ничего не поняв. Я принадлежу себе. Я своя и Божья.
Да-да, знаю, что вы подумали, но поставьте себя на моё место: Молигвако сказал — принести задание без отговорок. Но он не сказал, что я обязан его сделать. Возможно, это подразумевалось... Он должен был уточнить, что нельзя брать задание у другого! Но он не уточнил.
Cлайд с цитатой