Млечный Путь Луны сквозь туман проведет.
Всё, что потерял, ты найдешь.
Все былые проблемы лишь отголоски весны,
Куда мы пришли и где будем в конце.
Представь, что мечты сбываются все.
Нежный ветерок манит сквозь листву,
И осень красит мир.
Она была моей единственной сбывшейся мечтой, — с трудом произнес он, — она жила и дышала и не развеивалась от соприкосновения с реальностью.
Важно не то, что мы видим. Куда важнее то, что мы чувствуем. Только прочувствованное и пережитое никогда не забывается, это и есть основная составляющая воспоминаний.
И чем сильнее застывало сердце, тем яснее становился разум.
Мысли становились всё более чёткими, словно на спину плеснули жидким азотом. Мои рассуждения, моя логика, мой опыт лоб в лоб столкнулись с моими эмоциями. И эмоции тут же капитулировали, не дожидаясь исхода стычки.
В Кейптаунском порту с пробоиной в борту
«Жанетта» поправляла такелаж.
Но прежде, чем уйти в далёкие пути,
На берег был отпущен экипаж.
Идут, сутулятся по тёмным улицам,
И клёши новые ласкает бриз...
Они идут туда, где можно без труда
Найти себе и женщин и вина.
Толстой удивляет, Достоевский трогает.
Каждое произведение Толстого есть здание. Что бы ни писал или даже ни начинал он писать («отрывки», «начала») — он строит. Везде молот, отвес, мера, план, «задуманное и решенное». Уже от начала всякое его произведение есть, в сущности, до конца построенное. И во всём этом нет стрелы (в сущности, нет сердца).
Достоевский — всадник в пустыне, с одним колчаном стрел. И капает кровь, куда попадает его стрела. Достоевский дорог человеку. Вот «дорогого»-то ничего нет в Толстом. Вечно «убеждает», ну и пусть за ним следуют «убеждённые». Из «убеждений» вообще ничего не выходит, кроме стоп бумаги и собирающих эту бумагу, библиотеки, магазина, газетного спора и, в полном случае, металлического памятника. А Достоевский живёт в нас. Его музыка никогда не умрёт.
Не следует ли раз навсегда отказаться от всякой тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, пристала как серебо морского песка к коже подошв, живет в глазах, в крови, придает глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды?
— Эй. Это, конечно, не жижа Рена, но должно помочь.
— Спасибо, Жан...
— Знаешь, ты была первой, кто когда-либо в меня верил. Даже когда я сказал родителям, что отправляюсь в Бикон, они сказали мне не заморачиваться, если не смогу поступить и придётся возвращаться домой. Это угнетает, не правда ли?
— Думаю, они хотели сказать, что...
— Я имею ввиду. что ты всегда была готова помочь мне. Даже когда я этого не заслуживал. И сейчас мне кажется, словно тебя что-то гложет... Не знаю... Могу ли я тебе чем-либо помочь?
— Ты уже это делаешь.
Cлайд с цитатой