Горький шоколад. Книга утешений

Мы были обречены, и выбор только за тем, носить ли тоску внутри или снаружи: по отдельности у каждого из нас интересная и насыщенная жизнь, но души наши, моя и твоя, оставались одинокими. Вместе же нас не ожидало ничего, кроме неодиночества.

Жить с ним было затруднительно, а вот выкрикивать, выдыхать, выцеловывать — легко.

Трудно сказать, сколько любви у меня было, в сентиментальном настроении считаю, что три, в добром — две, в приступе честности прихожу к выводу, что одна. В отчаянии мне кажется, я никогда никого не любила.

Вдруг чувствуешь, что жизнь тебя любит. У кого-то с самого начала так, а кому-то вдруг приходит. Ты её добиваешься-добиваешься годами, а всё мимо идёт. Уже и надежды теряешь, когда однажды она поворачивается и смотрит на тебя. Прямо в глаза смотрит, выбирает из всех, и влюбляется. И такое счастье, что не описать, «жизнь как чудо», весь мир твой.

Каково мне видеть его, чужого? Да примерно так же, как ему — видеть меня, разлюбившую.

Недавно подумала, что в тридцать лет у женщины самая старая душа. Подростковая энергия растрачена, а детские комплексы никуда не делись. Юность прошла, а зрелость, с её уверенностью и силой, так и не наступила: кажется, следом сразу старость.

Человек, который год или пять лет назад разбил тебе сердце, от которого уползла в слезах и соплях, ненавидя или прощая – нет разницы, – которого не забыла до сих пор, как нельзя забыть удаленный аппендикс, даже если все зажило, хотя бы из-за шрама. Который ясно дал понять, что все кончено.

Зачем – он – возвращается? Раз в месяц или в полгода, но ты обязательно получаешь весточку. Sms, письмо, звонок.

И каждый, давно не милый, отлично чувствует линию и раз от разу набирает номер, чтобы спросить: «Хочешь в кино?» И я отвечаю: «Я не хочу в кино. Я хотела прожить с тобой полвека, родить мальчика, похожего на тебя, и умереть в один день – с тобой. А в кино – нет, не хочу».

Ну то есть вслух произношу только первые пять слов, но разговор всегда об одном: он звонит, чтобы спросить: «Ты любила меня?» И я отвечаю: «Да». Да, милый; да, ублюдок; просто – да.

Я давным-давно равнодушна, мне до сих пор больно.

Я до сих пор выкашливаю сердце после каждого коннекта.

Не знаю, как сделать так, чтобы они, возвращенцы эти, перестали нас мучить.

Вывод напрашивается, и он мне не нравится. Может, самой слать им эсэмэски раз в месяц? Расход небольшой, покой дороже: «Я любила тебя». Уймись.

И сейчас, когда я вижу какую-нибудь девушку, которая с видом мессии несет своего лживого веселого парня, отпихивая ногами женщин, плюя на явное пренебрежение с его стороны, умудряясь как-то зарабатывать деньги, противостоять всему миру, да еще убеждать себя, что все правильно, – я понимаю: ее ведет не глупость или отсутствие гордости, а жесткая уверенность в неизбежном. Такие если приостанавливаются, то лишь чтобы родить – а потом идут дальше.

... учёные толком не понимают, чем кошки мурлычут. Чтобы это выяснить, надо её вскрыть, а кошка перестает мурлыкать, когда её вскрывают.