Вы запятнали себя злодейскими деяниями против двух королевств. Вы убийца, насильник, грабитель. Ваши сообщники изобличили вас, хотя вина ваша не требует доказательств. Мы не на суде, господин Флетчер, мы на войне. И к вашему глубокому сожалению, я здесь и судья и палач в одном лице.
— Мне надо выйти отсюда.
— Ты очумел? От страха перед палачом ума лишился?
— Меня палачом не запугаешь — я давно в аду. Я предал брата. Ранил в самое сердце и обрек на изгнание. Я должен найти его и вымолить прощение. А потом и умереть можно.
— Пятнадцать лет прошло и мы наконец обрели друг друга. Ферранте, забудем, что было и пойдем дальше. Рука об руку.
— Рука об руку? Это мой корабль, здесь все мои люди и вся моя жизнь. Нет, нет, это уже было в ночь, когда ты убил Ливию.
— То дело прошлое, Ферранте.
— Ошибаешься. В прошлом мы были братьями. А в настоящем ты Дюбуа, а я Злой Рок.
— Ты безумец.
— Нет, это ты безумец. Неужели ты не понял, неужели не видишь, до чего нас довела судьба? Ты охотник, я дичь. Ты солдат, а я пират. Ты Старый Свет, я — Новый.
— Это случилось против моей воли.
— В твоей жизни только так и случается.
— Мы можем все изменить.
— Как? Ударом шпаги? Или пушечным выстрелом?
— Сколько ошибок мы наделали в жизни.
— Мы молоды были и не знали, что такое жизнь.
— А теперь мудрее стали?
— Уж не знаю даже, но теперь мы снова вместе.
— Я часто вспоминаю о нашем отце, о доме. Тогда у нас даже не было времени оплакать его.
Холмс, я вспоминаю старые добрые времена и те убийцы, душегубы, потрошители, которых вы ловили в прошлом веке, кажутся мне невинными младенцами, наивными овечками рядом с волками, с которыми мы познакомились в последнее время. Можно украсть миллион или убить богатого дядюшку это я могу понять. Но как понять какого-нибудь высокопоставленного негодяя, который ради частной наживы толкает свой народ к войне?!
— Господин Флетчер, я спрашиваю вас, где скрывается Злой Рок?
— Коли на то пошло, лучше бы спросили меня, где Летучий Голландец или Ковчег Завета. Да откуда мне знать? Злой Рок — это дьявол, призрак.
Суд не хочет вникнуть и понять, почему совершено то или иное преступление. Суд интересует только сам факт. И как мы можем рассчитывать помешать завтрашним преступлениям, если не понимаем сегодняшних?
Никогда я не понимал возвеличивания подвига детей на войне. Мне всегда казалось, что это преступление – бросать детей в атаку. А воспитывать школьников на их примере – преступление вдвойне. Потому, что детям рассказывают, что они могут убивать и детей шантажируют тем, что их сверстники отдали свою жизнь за Родину. А ты, паршивец, смеешь плохо учиться. И еще эти истории учат тому, что война – это нормально.
Мы оправдываем необходимостью всё, что мы сами делаем. Когда мы бомбим города — это стратегическая необходимость, а когда бомбят наши города — это гнусное преступление.
Вслед за послом США в ООН Никки Хейли добавлю, что, бесконечно злоупотребляя правом вето, Россия использует СБ ООН как один из своих спецслужбистских отделов для реализации собственных криминальных целей. Покрывая режим Асада, который 4 апреля заставил погибнуть в страшных муках почти 100 человек, Москва навеки становится причастна к одному из ужаснейших преступлений нынешнего столетия. Вчера, 16 ноября 2017 года, кремлевский режим в очередной раз вписал себя в историю в качестве символа всего самого бесчеловечного.
Речь давно уже не о том, чтобы покончить с правом вето Кремля. Речь о том, чтобы покончить с самим Кремлем. Испив в XX веке кровь миллионов, этот смердящий умирающий паразит теперь пытается ухватить хоть капельку от всего, во что ему удается впиться. Он жадно бросается на раненые, ослабленные, «переходные» государства, чтобы продлить свое жалкое и ненавистное всему цивилизованному миру существование.
И то, с какой откровенной бессовестностью постпред РФ в ООН произнес свою ложь на вчерашнем заседании, лишь доказывает: в Москве осознали, что терять действительно нечего, и решили сполна насладиться полетом в пропасть.
Cлайд с цитатой