— Ты уже шестой раз мне жизнь спасаешь.
— Я скоро помру, найди себе другую няньку.
— Смерть — моя невеста.
— Ты уже шестой раз мне жизнь спасаешь.
— Я скоро помру, найди себе другую няньку.
— Смерть — моя невеста.
— Сколько ошибок мы наделали в жизни.
— Мы молоды были и не знали, что такое жизнь.
— А теперь мудрее стали?
— Уж не знаю даже, но теперь мы снова вместе.
— Я часто вспоминаю о нашем отце, о доме. Тогда у нас даже не было времени оплакать его.
— Пятнадцать лет прошло и мы наконец обрели друг друга. Ферранте, забудем, что было и пойдем дальше. Рука об руку.
— Рука об руку? Это мой корабль, здесь все мои люди и вся моя жизнь. Нет, нет, это уже было в ночь, когда ты убил Ливию.
— То дело прошлое, Ферранте.
— Ошибаешься. В прошлом мы были братьями. А в настоящем ты Дюбуа, а я Злой Рок.
— Ты безумец.
— Нет, это ты безумец. Неужели ты не понял, неужели не видишь, до чего нас довела судьба? Ты охотник, я дичь. Ты солдат, а я пират. Ты Старый Свет, я — Новый.
— Это случилось против моей воли.
— В твоей жизни только так и случается.
— Мы можем все изменить.
— Как? Ударом шпаги? Или пушечным выстрелом?
— Я давно сроднился со смертью. Не забывай об этом.
— То времена были другие, Злой Рок.
— Кастор, Полукс?
— Сыновья Леды и Зевса. По легенде, когда жил один, второй умирал и наоборот. Если Кастор стреляет, Полукс должен молчать, иначе корабль перевернется.
— Эти существа верны, как собаки, однако разума у них нет совсем.
— Вы говорите о нем, как о скотине, однако он не отличается от прочих людей.
— Внешность обманчива, мальчик мой, у них, конечно, есть свой язык, но я бы не назвал его человеческим, ибо в нем отсутствует письменность. А в быту у них нету даже колес.
— Нельзя судить о человеке по одежде. К тому же, в этих узорах есть своя красота. И потом, я слышал, многие из них уже научились писать.
— Даже чернокожие из Африки умеют ткать холсты и малевать картины, но никто не смеет усомниться в том, что они ближе к обезьянам, чем к людям. К тому же, у них нет души, а значит они звери в естестве своем. И лишь по прихоти изменчивой природы созданы похожими на нас.
— Мы не разделяем ваших убеждений. Глаза нам говорят, что перед нами человек.
— Я обвиняю вас нынче в первом и главном, самом страшном преступлении. В том, что вы предали мукам земного ада юную и невинную душу, мою дочь Ливию. И за это преступление, господа, за ваше самое тяжкое преступление, вы ответите передо мной.
— Вы отлично знаете, что это роковая случайность.
— Мы оба ее любили. И готовы были отдать за нее жизнь.
— Однако, это не помешало вам в ту ночь разрядить свой пистолет. Вы говорите, что оба любили её? Стало быть, вам надо было поделить ее меж собой. Вы какую часть выбираете, Ферранте? А вы, Ипполито?
— Я принял вас за мужчину. За одного из убийц моего отца.
— Ах, вы меня не признали. И, по-вашему, это вас извиняет?
— Глазам не верю! Золото? Столько золота, верно, никто еще не видел. Горы золота!
— И ты такой же, как все. Блеск золота ослепляет тебя, мешает разглядеть.
— Что разглядеть?
— Пойми, золото здесь не имеет никакой цены. Ты заметил, что из него делают самые непритязательные предметы?
— А что еще? Что? Я вижу здесь какие-то рулоны ткани. Для чего они?
— Каждое семейство, начиная с истоков бытия, ежегодно приносят дары повелителю. Крестьяне и чиновники, торговцы и солдаты, распутницы и жрецы, все поданные должны были выткать полотно и дары их собирались и хранились в верховных кладовых. Вот здесь. Миллионы людей, тысячелетиями. Здесь летопись всего нашего народа.
— Клад?
— Битвы, урожаи, чертеж пирамиды, другой пирамиды, что так и не была построена, встреча двух влюбленных, перечень погибших от страшного землетрясения, молитвы богам, рецепты блюд, имена сыновей повелителя и сыновей гелекея — простого сапожника, цены на маис, прорицания, солнечные затмения за последние двадцать тысяч лет, порядок династий. Эти полотна поведают тебе всю нашу историю.
— Ты поезжай, а я не могу. Моя жизнь теперь здесь, с друзьями, с женщиной, которую я люблю.
— Сколько лет прожили в разлуке и теперь снова расстаемся?
— Да. Но теперь не так. Теперь я знаю, где тебя искать.
— Знаешь, я в детстве часто спрашивала себя, а что, Луна над Кампечче такая же, как над Чиуауой?
— Такая же. И над Парижем такая же. И над Гоа, и над Миланом.