Ханна Кент. Вкус дыма

Морю свойственно проникать в душу. Как говаривал Натан, стоит только раз подпустить его к себе – и ты от него уже никуда не денешься. Море, говорил он, как женщина. Изведет и не даст покоя.

Другие цитаты по теме

Все ночи, проведенные в Стоура-Борге, на сыром убогом ложе, я представляла себе, как брожу по Флаге под открытым небом и кормлю воронов. Жестокие птицы, но мудрые, а если живое существо нельзя любить за доброту и мягкость, отчего бы не любить его за мудрость?

Время увертливо, словно кусок масла на горячей сковородке.

Всё говорит здесь «да»

«Да» — небес синева.

Мо́ря индиго — «да».

Моря́, небеса голубые,

всей пеной и ве́трами

торжественный этот слог

без конца повторяют.

«Да» отвечает «да»

другому «да». Не смолкает

перекличка живая,

от мира к миру

над морем летящее «да».

Душа, просить торопись,

безумьем воспользуйся,

мгновенным и полным,

проси о вещах, о коих

просить невозможно,

лишь принято молча молить,

которые мы сегодня

громко потребовать вправе.

Когда людские души срастаются друг с другом так плотно, что и лезвия не просунуть, – это огромная редкость.

Девушка, открывающая душу и тело своему другу, открывает все таинства женского пола.

Там пела женщина, а не душа

Морской стихии. Море не могло

Оформиться как разум или речь,

Могло быть только телом и махать

Пустыми рукавами и в глухие

Бить берега, рождая вечный крик,

Не наш, хоть внятный нам, но нелюдской

И нечленораздельный крик стихии.

Не маской было море. И она

Была не маской. Песня и волна

Не смешивались, женщина умела

Сложить в слова то, что вокруг шумело.

И хоть в словах её была слышна

Работа волн, был слышен ропот ветра,

Не море пело песню, а она.

Это женский голос

Дал небесам пронзительную ясность,

Пространству — одиночество своё.

Она была создательницей мира,

В котором пела. И покуда пела,

Для моря не было иного «я»,

Чем песня. Женщина была творцом.

Мы видели поющую над морем

И знали: нет иного мирозданья,

Мир создает она, пока поёт.

У нее футболка сбилась набок, и, как боровик после дождя, выглянуло на свет одно плечо. Казалось бы, плечо — какой пустяк, какая мелочь, мало ли чужих плеч в нашей жизни. Но я всматриваюсь в него, потому что сейчас это эпицентр моей жизни. Всматриваюсь до посинения, потому что не знаю, что можно сказать. И открываю для себя новую науку. Географию плеча. Это ведь целый огромный мир, старинная пиратская карта, где родинками помечены клады поцелуев, где у каждой царапинки, каждой шероховатости своя история рождения, взросления, становления. А яростно-алый цвет крови под тонкой кожей не дает проступать глубинно-синему цвету души.

Даже самый черствый мужчина однажды готов отдать всё, что у него есть, в том числе и свою душу, если в его жизни появляется женщина, способная открыть ему светлый мир любви и нежности, которого он прежде не знал.

Не стыдитесь, женщины, — преимущество ваше включает других и начало других;

Вы ворота тела, и вы ворота души.

В женщине качества все, она их смягчает,

Она на месте своем и движется в равновесии полном;

В ней всё скрыто, как должно, — она и деятельна и спокойна;

Ей — зачинать дочерей, и ей — зачинать сыновей.

— Напрасно я ее слушал, — доверчиво сказал он мне однажды. — Никогда не надо слушать, что говорят цветы. Надо просто смотреть на них и дышать их ароматом. Мой цветок напоил благоуханием всю мою планету, а я не умел ему радоваться. Эти разговоры о когтях и тиграх... Они должны бы меня растрогать, а я разозлился...

И еще он признался:

— Ничего я тогда не понимал! Надо было судить не по словам, а по делам. Она дарила мне свой аромат, озаряла мою жизнь. Я не должен был бежать. За этими жалкими хитростями и уловками я должен был угадать нежность. Цветы так непоследовательны! Но я был слишком молод, я еще не умел любить.