Не плачь, прошу, я тоже не вывожу.
Держись, держу.
Не плачь, прошу, я тоже не вывожу.
Держись, держу.
Тёмно-оранжевый закат на фоне потресканных домов,
Ты так хотела рассказать ему, насколько тяжело...
Ты так хотела показать ему прокуренный балкон,
У тебя слёзы на глазах, у него – целый горизонт.
Сдерживая слёзы, я гляжу на небо и киваю. Герти так благодарна, невероятно благодарна, но ей не следует благодарить кого-то просто за то, что он обращается с ней как с человеком. Никто не должен за это благодарить.
Всё будет хорошо, насколько может быть хорошо в долине слёз.
Откуда берутся слёзы? Наверное, у человека есть невидимый мешочек, куда попадают все его горести и превращаются в воду. А потом, когда мешочек наполняется, он лопается, и вода вытекает нескончаемыми потоками.
Слезы даны человеку, чтобы сердце от горя отмывать, не то оно коростой, сердце-то, покроется, тогда уже в него никто со своей бедой не достучится.
Закрывшись в комнате, я дала волю слезам, но старалась плакать потише, уткнувшись лицом в подушку, пока в дверь не постучала мама и не сказала мне «до свидания». Услышав, как закрылась входная дверь, я начала реветь в голос. Не помогло. Может, дело в том, что в последний год я плакала слишком часто и слезы перестали приносить былое облегчение. Свою злость и боль я точно не выплакала.
Ей казалось, что по ее лицу можно прочитать все мысли, а по слезам не только мысли, но и сны.
... И тогда я понял, что слезы не могут вернуть мертвых к жизни. Есть еще одна вещь, которую следует знать про слезы — они не могут заставить того, кто тебя больше не любит, полюбить тебя снова. Молитвы похожи на слезы. Я все думаю, сколько слез и молитв люди тратят на Бога, пытаясь сделать так, чтобы то, что случилось не повторялось. Но по-моему Дьявол предпочтительней Господа. Я понимаю, зачем люди хотят, чтобы он был рядом: хорошо, когда есть кто-то, на кого можно свалить вину за плохие поступки, которые ты совершил.
... горькие слезы, рыдания — так прощаются люди, когда их надежда на новую встречу тоньше паутины.
Извини. Не подумал бы, что волк может плакать.