— На нас всех охотятся. Если на острове есть кто-то еще, я найду его и сделаю двадцать второй своей жертвой. Всажу между глаз пулю.
— Как вы можете так говорить? Так легко?!
— Я открываю рот и слова сами льются.
— Вы ужасный человек! Мужчины вроде вас подвергли такому риску наших миссионеров!
— Ох уж эти ваши миссионеры с их Богом и сифилисом! Я не был единственным белым убийцей в Африке, мисс Брент.
Вопрос: Виновен ли человек в убийствах, которые он совершает на войне?
Ответ: Нет, когда его принуждают к тому насильно; но он виновен в совершаемых им жестокостях, и человечность его ему зачтётся.
Со стороны юмор судьбы очевиден и так изящен и красив. Но изнутри он часто воспринимается как жестокость и откровенное издевательство.
— Да бросьте, мисс Клейторн. Если это вас порадует, мне стыдно, что я на вас пялился.
— Мистер Ломбард, я сомневаюсь, что вы способны чего-то стыдиться.
— Умная девочка.
Удивительно, как людей начинает грызть совесть, когда они благополучно оказываются дома.
— Такой момент всегда наступает. Перед атакой, наступлением, бомбардировкой, хаосом — мгновение абсолютного покоя. Прислушайтесь. Разве это не похоже на затишье перед бурей?
— Я никогда не стремился к покою, генерал.
— Гавань не видна отсюда, значит они нас тоже не видят. Мы отрезаны; крысы в бочке. А это затишье перед резней.
— Вы мне уже нравитесь, мистер Хряк.
— Вы заносчивый придурок. Ох, черт подери! Простите, мисс Клейторн.
— Нет, вы правы: он идиот. *смеется*
Пожалуй, в этом и заключалась самая большая трагедия: Старая Замыкалка никогда не сжигала то, что сидело у них внутри, как и нынче инъекции не отправляют это нечто в глубокий сон. Оно уходит, чтобы вселиться в кого-то ещё, позволяя нам убить оболочку, которая по большому счету и так не живая.
— Сегодня вечером, в какой-то момент, один из этих дряхлых пеньков заговорит о войне. Потом он спросит, не сожалеем ли мы, что пропустили прошлую и скажет, что мы должны пылать желанием исполнить свой долг в следующей. Хоть её и не будет.
— Всегда есть следующая война.
Cлайд с цитатой