Филипп Ломбард

— Вы ужасный человек! Мужчины вроде вас подвергли такому риску наших миссионеров!

— Ох уж эти ваши миссионеры с их Богом и сифилисом! Я не был единственным белым убийцей в Африке, мисс Брент.

— Сегодня вечером, в какой-то момент, один из этих дряхлых пеньков заговорит о войне. Потом он спросит, не сожалеем ли мы, что пропустили прошлую и скажет, что мы должны пылать желанием исполнить свой долг в следующей. Хоть её и не будет.

— Всегда есть следующая война.

— На нас всех охотятся. Если на острове есть кто-то еще, я найду его и сделаю двадцать второй своей жертвой. Всажу между глаз пулю.

— Как вы можете так говорить? Так легко?!

— Я открываю рот и слова сами льются.

— Вы мне уже нравитесь, мистер Хряк.

— Вы заносчивый придурок. Ох, черт подери! Простите, мисс Клейторн.

— Нет, вы правы: он идиот. *смеется*

Я знаю, кто я, и что расплата меня настигнет.

— Да бросьте, мисс Клейторн. Если это вас порадует, мне стыдно, что я на вас пялился.

— Мистер Ломбард, я сомневаюсь, что вы способны чего-то стыдиться.

— Умная девочка.

Удивительно, как людей начинает грызть совесть, когда они благополучно оказываются дома.

— Такой момент всегда наступает. Перед атакой, наступлением, бомбардировкой, хаосом — мгновение абсолютного покоя. Прислушайтесь. Разве это не похоже на затишье перед бурей?

— Я никогда не стремился к покою, генерал.

— Гавань не видна отсюда, значит они нас тоже не видят. Мы отрезаны; крысы в бочке. А это затишье перед резней.

— Ломбард, вы кровавый мясник!

— И я это признаю. Поэтому либо меня упомянули для пущего эффекта, либо я один сказал правду в зале, полным лжецов.