Шучу (Kidding)

Знаешь, что такое кинцуги? Это вид искусства, в котором разбивается нечто особенное, а потом это золотом склеивают обратно. Твои шрамы — не признак того, что ты сломлена, а доказательство того, что ты исцелилась. Исцеление через надлом — кинцуги.

Другие цитаты по теме

— Любить кого-то издалека означает, что они дают взамен — всегда вдалеке.

— Мне нравится дистанция, так не видно моих шрамов.

Не нужно стыдиться шрамов на груди — просто Вы носите снаружи то, что остальные носят внутри себя.

Она была приятней декабрьского загара, красивей шестерки белых коней, скачущих по низкому зеленеющему холму. Такие мысли пришли ему в голову. Они начали причинять ему боль. Он поспешно улизнул. Но дверь закрыл очень тихо.

Я не хочу чтоб тебе было больно

Так, как мне — вот мой ответ.

Пока тело его двигалось в отработанном неутомимом ритме, он снова и снова касался своей памяти острым ножом боли и бессилия, делая тончайшие срезы, обнажая забытые пласты, рассматривая ушедшее время, ища крупицы ответов на безнадежные вопросы…

Как ты думаешь, почему я на тебе женился? Чтобы утолить желание? Спастись от одиночества? Потому что так было правильно? Я не питал особых надежд, думал ты станешь лишь утешением, средством облегчить раны. Но я ошибался. Ты меня исцелила, я твой покорный слуга. И я тебя люблю.

Когда человек страдает, сквозь изгибы тела все явственнее начинает проступать душа.

Они говорят, что время залечит все раны. Но чем больше потери, тем глубже рана. И тем труднее процесс, чтобы стать прежними снова. Боль может исчезнуть, но шрамы служат напоминанием о наших страданиях. И тот, кто носит их, больше никогда не захочет испытать это вновь. Время идёт и мы теряемся в безумии. Действуем от отчаяния. Проявляем агрессию. Выплёскиваем гнев. Всё это время мы планируем, мы ждём, когда станем сильнее. Не успеешь опомниться, как время прошло. Мы исцелились и готовы начать заново.

Пока тело его двигалось в отработанном неутомимом ритме, он снова и снова касался своей памяти острым ножом боли и бессилия, делая тончайшие срезы, обнажая забытые пласты, рассматривая ушедшее время, ища крупицы ответов на безнадежные вопросы…

— Ты знаешь, как в раковине рождается жемчужина?

— Нет...

— Туда, в середину, попадает песчинка. У моллюска нет рук, чтобы вытащить чужеродное тело — а песчинка раздражает; моллюску больно, и он начинает обволакивать ее своим перламутром: слой за слоем, слой за слоем... Моллюск не думает, что творит красоту — он просто жаждет избавиться от непрестанно саднящей боли.