Утром надевай маску Будды.
я знаю, но я забуду,
что это все маскарады, рады, рады.
Сердце вдыхает марихуану —
значит это шайтан попутал —
открыть тебе своё лицо.
Боже мой! ты и твои женщины,
я и моё сумасшествие —
да что у нас общего?
Утром надевай маску Будды.
я знаю, но я забуду,
что это все маскарады, рады, рады.
Сердце вдыхает марихуану —
значит это шайтан попутал —
открыть тебе своё лицо.
Боже мой! ты и твои женщины,
я и моё сумасшествие —
да что у нас общего?
Страсть и безумие стояли рядом задолго до классической эпохи, стоят сейчас и, по-видимому, будут стоять и впредь.
Всегда одни, всегда ограждены стенами,
С любовной жаждою, с безумными мечтами
Боролись долго мы — но не хватило сил.
Сама по себе всякая идея нейтральна или должна быть таковой, но человек её одушевляет, переносит на неё свои страсти и своё безумие; замутненная, преображенная в верование, она внедряется во время, принимает облик события, и совершается переход от логики к эпилепсии. Так рождаются идеологии, доктрины и кровавые фарсы.
— Как и за что я вас люблю?.. А за то я вас люблю... Может быть, вы не хороши собой? Сердце у вас нехорошее, ум неблагородный... Вы знаете, что когда-нибудь я вас убью?
— Догадываюсь.
— И не потому убью, что разлюблю или приревную, а просто так, потому что тянет. Знаете, нам с вами вдвоём — опасно.
— Опасно!
— Очень, очень. Меня последнее время так тянет вас прибить! Понимаете, — изуродовать, придушить.
У каждого из нас, у меня, у вас, у кого-то другого, есть одна единственная, женщина, у каждого своя, может вы её никогда не увидите, потому что она живёт на другом конце земли, может встретите прямо сейчас, когда выйдете отсюда, может она живёт на соседней улице, за углом, и вот тогда, доктор... я вам этого не желаю