Не один раз наблюдал я это совершенное поглощение одного существа другим. Я никогда не мог установить где подлинное начало этой приверженности, столь сильной, что нет даже стремления к обладанию — встреча, взгляд, рука, голос, смех, шутка — уже являются облегчением, таким мощным среди остановившей всю жизнь одержимости единственным существом, что радость равна спасению.
Любовь не пробуют на вкус,
Познать её дано лишь сердцу.
И только самый глупый трус,
Пред ней захлопнет свою дверцу.
Познать её дано лишь тем,
Кто может отказаться от свободы,
Отречься от сияющих богем
И с головой нырнуть в бушующие воды.
Хотел любви, так будь готов!
Отдать себя навек и без возврата.
Надев тяжчайше из оков,
Потом поймёшь любовь дороже злата.
Любовь не пробуют на вкус,
Познать её дано лишь сердцу.
И этот пламенный «укус»,
Принять дано лишь мудрецу.
... Они оба пылали какой-то первобытной страстью. И пока жизнь не отдалила их друг от друга, Каупервуд представить себе не мог более восхитительного союза. Они не ведали того холодка пресыщенности, который нередко переходит во взаимное отвращение. Эйлин всегда была ему желанна. Он подтрунивал над ней, дурачился, нежничал, зная наперед, что она не оттолкнет его от себя чопорностью или постной миной ханжи и лицемерки. Несмотря на ее горячий, взбалмошный нрав, Эйлин всегда можно было остановить и образумить, если она была неправа. Она же, со своей стороны, не раз давала Каупервуду дельные советы, подсказанные ее женским чутьем.
Затем: страданье длится слишком долго
и слишком тяжело для нас, страданье
от лжелюбви, кивающей на давность
привычки называться правом и
расти в ботву из всей неправоты.
Где, у кого есть право на владенье?
Владенье тем, что и себя не держит,
что лишь себя, подхватывая, ловит,
отбрасывая, как ребенок мяч.
И как не может флотоводец Нику
к форштевню прикрепить насильно, если
своя же собственная легкокрылость
её уносит в светлый ветер моря, -
так женщину никто не призовет,
когда она, не видя нас, уходит
по узенькой полоске жизни, как
сквозь чудо, — и уходит без опаски:
ведь страсть — она не долг и не вина.
Вина — предать свой труд, себя, вина -
в любви не умножать ничьей свободы
своей свободой, что с трудом обрёл.
И нам дано, где любим, только это:
друг друга отпустить; мы держим то,
что нам само упало, ни за что.
Твои прикосновения я узнаю из тысячи, нет, из миллионов.
Я уже это сделала, узнав тебя среди других,
Когда твоя душа приходила ко мне поздней ночью во сне и нежно, с особым трепетом, целовала мои губы, оставляя приятное чувство внутри после пробуждения.
У меня получилось, взглянув в твои полные нежности и любви глаза, узнать уже знакомые черты.
Это волшебно, это невероятно, это завораживает и на мгновенье я забываю как дышать,
Когда мой затуманенный разум после твоих сладких поцелуев озаряет осознание, что это ты:
Тот самый, тот единственный и неповторимый, тот особенный и самый любимый человек, которого я так долго ждала.
Касайся, целуй, ласкай,
Будь нежен и также страстен,
Мой запах вдыхай, желай,
И стань над собой не властен.
Брак и любовь можно сравнить с дымом и пламенем. Любовь — это пламя. И я вам предлагаю сгореть вместе со мной.
Энергия любви – то единственное, что не поддается повторению, то, что невозможно имитировать. Приемы письма можно перенять, но подлинную страсть взять напрокат невозможно.
Так что — не поддавайся
сомнениям:
они ведь нахлынут,
они могут -
преждевременно
нас поломать.
Мы — лишь смертные.
Но из смертности -
можем бросить вызов судьбе.
И романтика страсти — она ни при чём.
Суть любви есть
жестокость, но
в нашей воле
преобразить эту жестокость,
чтобы жить вместе.
У любви — свои времена года,
за и против резоны,
и всё, что там сердце
бормочет во тьме,
утверждая своё
в конце мая.
Не забудем, что свойство шипов -
рвать плоть, ранить -
и мне это знакомо, -
продирался.
Держись
от шипов подальше,
говорят тебе.
Но невозможно: жить,
избегая
терниев.
Cлайд с цитатой