Ты думаешь, мы хотим, что ли, так работать? Нельзя по-другому. Нельзя, не получается. И не получалось ни у кого. Никогда не получалось. Для чего мы это все делаем? Для себя, что ли? Для общего блага. Каждый из нас что с этого дела имеет? Ничего, я вон третий год не могу ремонт дома сделать, не хватает времени у меня. У Сергея Дмитриевича вон детей до сих пор нет, ему все некогда. Что он себе с это дела нажил-то, кроме язвы желудка? Для общего блага...
Снабженец — это, не при телефонах будет сказано, контрразведчик. Который может взять у своих свое, когда пароля никто не знает, но все им пользуются. Когда не понять, где чье, кто где работает, когда вместе делаем общее дело, воруя друг у друга все, что только можно. Хотя ничего нельзя.
Создается впечатление, что это не вещи для нас, а мы для вещей, и как страшный символ огромной ценности вещей и дешевизны человеческой жизни, и придумана эта «гуманная бомба», которая уничтожает все живое и оставляет нетронутыми вещи.
Под белым полотном бесплотного тумана,
Воскресная тоска справляет Рождество;
Но эта белизна осенняя обманна -
На ней ещё красней кровь сердца моего.
Ему куда больней от этого контраста -
Оно кровоточит наперекор бинтам.
Как сердце исцелить? Зачем оно так часто
Счастливым хочет быть — хоть по воскресным дням?
Каким его тоску развеять дуновеньем?
Как ниспослать ему всю эту благодать -
И оживить его биенье за биеньем
И нить за нитью бинт проклятый разорвать?
Способен ли человек добиться успокоенья
при помощи обычного кинжала?
Ножами, кинжалами, пулями человек способен
Лишь пробить выход, сквозь который вытечет жизнь.
Но разве это успокоенье? Скажи мне, разве это успокоенье?
Конечно же нет! Ибо, как может убийство, даже убийство себя
Доставить успокоенье?
— Простите... Я немного увлечен... Но быть осмеянным?
— Но в чём?
— В моей любви.
— Но кем же?
— Вами. Ведь я же не слова... я то, что за словами... Всё то, чем дышится... бросаю наобум... Куда-то в сумрак... в ночь...
Не сын был мне нужен. Солдат, воин. Я думал, что им станет Джонатан, однако в нем осталось слишком много от демона. Он рос жестоким, неуправляемым, непредсказуемым. Ему с самого детства недоставало терпения и участия, чтобы следовать за мной и вести Конклав по намеченному пути. Тогда я повторил эксперимент на тебе. И снова неудача. Ты родился слишком нежным, не в меру сострадательным. Чувствовал боль других как свою собственную. Ревел, когда умирали твои питомцы. Пойми, сын мой… я любил тебя за эти качества, и они же сделали тебя ненужным.
Я, конечно, не хочу сказать, что ум и печаль – это гири, которые не позволяют нам воспарить над нашей жизнью. Но, видно, это тяжелое, как ртуть, вещество с годами заполняет пустоты в памяти и в душе.
Те самые пустоты, которые, наполнившись теплой струей воображения, могли бы, подобно воздушному шару, унести нас в просторы холодного весеннего ветра.
Cлайд с цитатой